Зелменяне - [18]
— Наклюкался? — спросил он.
Дядя Фоля вытянул шею.
— А если наклюкался, так что? Я большевик не хуже тебя.
Бера подошел ближе.
— Нагрузился?
— А если нагрузился, так что? Я спину гну, а ты со своей кукардой разгуливаешь тут.
Бера понюхал, чтобы установить, чем пахнет у Фоли изо рта.
— Тяпнул малость?
— А если тяпнул, так что? — Фоля сжал кулаки. — Помни, Берка: ты еще вылетишь у меня из партии!
Фоля выругал его матом. На этот раз Бера нашел нужным смолчать. Он ушел.
Во дворе горели все лампы. Странно. У дяди Юды все двери были открыты. Бера вошел и сразу понял, какое здесь веселье.
Зелменовы опустили головы, словно все они несли ответственность за сумасбродные выходки Цалки.
Бера оперся о Цалкину кровать в ногах, долго и задумчиво грыз семечки и смотрел на виновника торжества. Наконец у него вырвалось тихое зелменовское ржание, после чего он проговорил:
— Шминтеллигентик!
Тетя Малкеле сокрушенно кивала головой в знак того, что она согласна.
Реб-зелменовский двор уже сладко спал. Из-за того, что Фалк дяди Ичи кричит со сна, его отправили ночевать к отцу — пусть не пугает больного.
Луна тихо разгуливала над крышей.
Цалка лежал с открытыми глазами. Ему было вдвойне горько. Он чувствовал себя примерно так, как если бы лежал где-нибудь на воде, за тысячу миль от берега, и в то же время до него мучительно явственно доходило все, даже дрожь лунного света на ставнях.
Вдруг он слышит, как кто-то тихонько открывает дверь в комнату.
Голос дяди Юды:
— Цалел, ты спишь?
— Нет еще.
Дядя Юда входит боком, тихо садится к нему на кровать. Он сидит долго, теребит бородку и собирается сказать что-то такое, что для него, по-видимому, очень важно. Наконец, тихо кашлянув, он начинает с легким упреком в голосе:
— Цалел, возьми себе пример с них. Им же мир тесен. Что ты все сидишь за своими книжками? Ты же тоже можешь стать большевиком, как они, глупенький… Возьми подумай и стань большевиком… И, я тебе скажу правду, ведь отца надо тоже пожалеть. Вечно человек не живет, и хочется иметь кого-нибудь, кто бы сказал после твоей смерти кадиш, как у всех людей. Разве не так? И что в этом худого? Я понимаю, иногда можно лишить себя жизни. Почему бы нет? Ну, раз, ну, другой, но у тебя же это без конца… И ведь, видишь, тебе все-таки, слава Богу, умереть не суждено. Спрашивается, Цалел: почему тебе поступать наперекор Богу и людям?..
Дядя Юда умолк. Он смотрел на полоску лунного света, которая струилась сквозь ставни. Вскоре он опять заговорил немного тише, как бы собираясь доверить Цалелу тайну:
— И ты думаешь, мне они не по душе? Мне они как раз по душе… Сбросить царя было необходимо, как воздух, он был круглым ничтожеством, а не царем… Но то, что насели, видишь ли, на все еврейское, — вот это уже нехорошо… совсем нехорошо… Просто некрасиво!.. Свадьба, видишь ли, должна быть свадьбой, брис[7] должен быть брисом, и не худо иногда помолиться тоже. Почему бы нет?.. И чем же это лучше, если не молишься? Кому это делают назло? Слышишь, Цалел, если бы меня допустили к их главарям, чтобы с ними поговорить, стало бы иначе… Пусть они современные люди, знают много языков, но надо в голове тоже что-то иметь. Что, разве не так? А то, что они придираются к богачам, между нами говоря, тоже глупости… Богачи, в конце концов, давали заработать копейку… от сапожника и портного никогда ничего не имеешь… Если бы хватило ума, видишь ли, нужно было бы помириться с хозяевами — все же благородные люди, иногда совет подадут, иногда просто доброе слово… Что, разве не так?.. Цалел, ты спишь?
— Нет еще.
— Но молодой человек, видишь ли, не должен отделяться от общества, так и в Писании сказано. Вот ты и становишься большевиком, ходишь с флагом, говоришь себе там, что требуется… а при случае можно сделать нашему брату одолжение — тогда уже совсем хорошо, тебя тогда признают и среди своих. Ты, слава Богу, человек грамотный, ты пишешь, ты объясняешь, и почему бы не указать им, что они ошибаются, а?
Дядя Юда перевел дух.
— Знаешь, я иногда смотрю на электричество, как оно горит, и думаю: допустим, нет Бога на свете — есть электричество. Ну как это у тебя укладывается в голове: вот эта лампочка — это и есть Бог? Вот эта лампочка наказывает грешников и вознаграждает праведников? Это она дала Моисею Тору на горе Синайской, вот эта самая лампочка? Так я спрашиваю: где у этих людей голова?.. И что, если я, например, вдруг поломаю лампочку, так уже не станет Бога на свете?.. И на все уже тогда наплевать?.. Цалел, ты спишь?
— Нет еще.
— Так будь добр, скажи, — вошел уже в раж дядя Юда, — ты же человек ученый, дай мне понять: в чем тут закавыка? Неужели они не видят и не слышат? Объясни: как это пожилые, седобородые евреи открыто, при всех, оскверняют субботу? В чем тут дело? Что они себе думают?.. Товарищ Ленин большой человек, конечно, он большой человек, но какое он имеет касательство к вопросам божественным?
Предположим даже, что он самый великий человек. Ну и что?.. А Моисей — уже ничего? А царь Давид?.. А Виленский гаон — тоже ничего? Знаешь, Цалел, иногда подумаешь — так тебя и обожжет, хоть беги в синагогу, садись за печь, и дело с концом! Цалел, ты спишь?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В «Разговорах немецких беженцев» Гете показывает мир немецкого дворянства и его прямую реакцию на великие французские события.
Молодой человек взял каюту на превосходном пакетботе «Индепенденс», намереваясь добраться до Нью-Йорка. Он узнает, что его спутником на судне будет мистер Корнелий Уайет, молодой художник, к которому он питает чувство живейшей дружбы.В качестве багажа у Уайета есть большой продолговатый ящик, с которым связана какая-то тайна...
«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.