Зеленый жемчуг - [274]

Туся видела бескрайнее белое, точно засыпанное снегом, поле на котором крестьяне или, возможно, даже рабы, подгоняемые надсмотрщиками с лазерными плетьми, вручную собирали хлопок. Именно из такого сырья делали дорогостоящие натуральные ткани, и ни одна модница, красующаяся обновой, ни один аранжировщик букетов не ведал, каким потом и трудом добыто сырье для приятных на теле тканей и красивые белые коробочки.

«Я его все-таки достал!» — содрогаясь от лихорадки, удовлетворенно усмехался работник плантации, едва ли не голыми руками задушивший свирепого надсмотрщика.

Залитое солнцем поле сменил вечный полумрак городских трущоб, расположенных на нижних ярусах большого города, куда никогда не заглядывало солнце. Посреди разгромленной комнаты с топором в руках застыла женщина. Она с отвращением и ужасом смотрела на обезображенный труп, простертый на полу в луже собственных мозгов и крови.

«Почему судьи мне не поверили? — беззвучно причитала преступница поневоле. — Почему отправили сюда? Я сказала правду. Если бы он успел первым, зарубил и меня и детей».

Следующая картина рисовала заводской цех и бездушную машину, перемалывающую кости руки. И какая разница, что инженер забыл предупредить об изменении в программе. За все травмы на производстве ответственность несли только работяги из низов. А протезирование и импланты — для них недоступная роскошь.

«Интересно, а мои родные уже получили деньги? — думал вмиг лишившийся средств к существованию калека. — Или контракт на донорство — сплошной обман. В любом случае, жене лишний рот кормить не придется. Вот только на что они с детьми будут жить?»

Помимо жертв обстоятельств и матерых преступников, сквозь мысли которых приходилось продираться, как через свалку токсичных отходов, среди тех, кто еще не утратил связь с реальным миром, оказалось немало повстанцев. Соприкоснувшись с сознанием бойцов, которые даже в бреду продолжали отстреливаться, посылая проклятья Корпорации и Легиону, Туся едва не обрадовалась, что, наконец, отыскала кого-то из барсов. Но вместо руин Ванкувера и травяных лесов Васуки она увидела лишь оранжевые джунгли и кутулухов, навьюченных плазменными установками.

Вооруженные трофейными скорчерами и кустарными импульсниками бойцы в разномастной броне остервенело пробивались к генераторам защитных полей, окружавших одну из фабрик «Панна Моти», а их товарищи с голой грудью, прикрытой лишь майками с портретами товарища Че и Махатмы Ганди, шли на плазменные установки.

«И все-таки мы их освободили! — уловила Туся размышления одного из бойцов. — Попасть в плен во время наступления, конечно, обидно, зато Сансара теперь под нашим контролем».

«И пускай не рассказывают байки, что в «Кобре» служат бессмертные демоны, — адресуясь невидимому собеседнику объяснял другой пленник, вспоминавший жаркую схватку уже здесь, на Раване. — Видели мы их без брони. И знаем теперь, какого цвета у них потроха».

«Почему сменные аккумуляторы подвезли так поздно? — сокрушался еще один повстанец, даже в коллоиде установки продолжавший гореть вместе со своим танком. — Если бы у нас не закончились боеприпасы, мы бы ни за что не сдали высоту».

«Первый-первый, нас окружили. Передаю свои координаты. Давайте ребята! Жгите этих гадов из плазменных установок!»

И в этой войне находились герои, готовые вызвать огонь на себя.

Но где же Саша? Почему она его не слышит? Пропускает через себя мысли и чувства тысяч страдальцев, но не может отыскать одного единственного. И где в безумном переплетении этого чудовищного клубка скрываются Пабло, Петрович и Дин?

И в этот момент ее слуха достигла музыка. Бетховен. Соната до диез минор «Лунная» третья часть.

«Нам легкие пути неведомы. Если уж сдавать выпускной экзамен, так надо, чтобы это выглядело достойно, несмотря на загруженность в Лицее и тренировки по флаю. А ведь мама, когда отдавала в музыкальную школу не верила, что он когда-нибудь освоит даже медленную первую. Экзамен уже завтра, и вроде бы все готово. Восходящие, точно взбирающиеся до самой горной вершины, арпеджио в правой руке на фоне октавных басов в левой, неистовство и отчаяние, воля к борьбе и скорбь утрат. Но только, как играть, когда сломаны все пальцы, а руки не могут даже пошевелиться, спутанные изоляцией в мутном коллоиде?»

«Саша, миленький!» — Туся почувствовала, как вся ее защита рушится, а глаза заливают слезы.

Почему ее любимый вместо того, чтобы играть сонаты, исследовать вирусы и лечить людей должен видеть кошмары в мутном мареве установки?!

«Рита… девочка моя… а я думал… ты…мне… приснилась».

Мысли Командора распадались даже не на слова или образы, а на едва подсвеченные эмоциями блеклые, слипающиеся друг с другом или, наоборот, неспособные связаться ассоциации. Но этого оказалось достаточно. Она нащупала сознание любимого, и этот якорь никакая сила не смогла бы открепить. Он врос в кору головного мозга, словно извечное Древо жизни, пустил корни в двух, даже трех сердцах, расцвел, точно Ванкуверский папоротник, и превратился в маяк, указующий дорогу к бухте надежды.

Туся едва сдерживалась, чтобы не перейти на бег или просто мгновенно не переместиться. Она не могла допустить, чтобы ее опрометчивость привела к запуску системы самоуничтожения. Арсеньев еще несколько минут подождет. Она чувствовала, что к нему возвращаются остатки воли и сил, более того, в какой-то момент поняла, что чувствует и остальных барсов.