Зеленый жемчуг - [273]

Они были повсюду: мужчины и женщины, младенцы и старики, спрессованные в страшной давке, не позволяющей даже пошевелиться. А ведь им так хотелось расправить или выкашлять прочь изъеденные вирусом легкие, разодрать ногтями набухающие на коже пустулы, поджать к животу ноги, облегчив распарывающую внутренности резь.

Но выгнутые под неестественным углом кисти держали наручники: Корпорация не могла допустить, чтобы ее живые батарейки, обезумев от боли, свели счеты с жизнью, дотянувшись до горла или освободившись от катетеров и канюль. Лишенные опоры ноги безвольно бултыхались или скользили по стеклу. А болячки лопались сами, исходя гноем и выбаливая кавернами. Только расшатанные и обломанные зубы со скрежетом впивались в трубки канюлей в попытке высосать из равнодушного пластика хоть немного воздуха, а разорванные, пересохшие от лихорадки губы шептали слова проклятья и мольбы.

И крик, рвущийся наружу, замирал, запертый внутри. Введенные в трахею канюли не позволяли связкам сомкнуться, а пищевые трубки раз в несколько суток деловито забрасывали в измученные желудки антибиотики напополам с биомассой, синтезированной из костной муки и других непригодных для энергообмена останков предыдущих обитателей аквариумов.

Входя на «ферму», Туся думала, что попала в ад. Оказалось — там располагалось только его преддверие.

Она не пыталась подсчитать, сколько доноров вмещает каждый аквариум, помножить на число установок в каждом ряду, вспомнить количество цехов и этажей. Она просто чувствовала, как ее нейроны, словно вырастив мириады новых аксонов и дендритов, принимают и транслируют призывы о помощи и сигналы об избавлении. Ее тело пронизывали мириады невидимых игл гигантского морского ежа или полипа, охранявшего в сказке о Русалочке дорогу к логову ведьмы. А ее босые ноги вновь шли по ножам, но она принимала эту боль почти как благословление. Она копила ее в себе и почти не заслонялась.

Только вокруг Олежки создала плотный энергетический кокон. Когда-нибудь он научится сопереживать, но она сделает все от нее зависящее, чтобы страдания и потери обходили его стороной как можно дольше. Еще она помнила о необходимости сохранить ясность рассудка, хотя в степени своей вменяемости сильно сомневалась.

Она видела трубы, по которым в установки в дозированном режиме поступала кислота, и отмечала расположение клапанов реверсного хода и аварийного сброса. Она различала вмонтированные в основание каждого аквариума датчики системы самоуничтожения и пыталась, проникнув внутрь системы, понять, можно ли остановить или замедлить ее работу, если не удастся придумать какого-то другого варианта освобождения.

Кроме того, она отмечала перемещения всех сотрудников и дронов и улавливала их чувства и мысли. Все выполняли рутинную работу и думали о своем, лишь иногда проглядывая новостную сводку и размышляя, удастся ли кшатриям и брахманам договориться на этот раз. Мысли о том, что агенты Сопротивления могли пробраться на фабрику, не допускал никто, и Туся на этот счет почти успокоилась. Пока в погоню за ней не пустились, и ее появление в цехах не вызвало подозрений. Стерильный костюм с маской и Галкин ключ делали ее неотличимой от других работников цехов энергообмена.

Теперь дело оставалось за малым: отыскать Сашу и ребят, нащупать сознание каждого и сделать рывок.

Туся чувствовала, что сил ей сейчас хватит не только на то, чтобы у отдельно взятой установки обезвредить механизм самоуничтожения и отключить подачу кислоты. Она знала, что сумеет вынести с фабрики прочь не только любимого с товарищами, но и сестру. Она, правда, по-прежнему не очень представляла, где находится Вернер и «Луи Пастер», но, в конце концов, Эркюль обещал с ними связаться. Конечно, оставались еще другие доноры и женщины с «фермы». Но, если она сумеет отключить систему самоуничтожения, возможно, повстанцы сумеют их освободить.

Вот только чем дальше она переходила из одного цеха в другой, тем отчетливее осознавала: найти здесь кого-то, не зная точный номер этажа, ряда и установки, не легче, чем подбить корабль, совершающий переход по кротовой норе. Не просто так Сто пятьдесят четвертая и другие женщины даже не предпринимали попытки отыскать родных. И не только потому, что смотреть на искаженные болью лица и вывернутые едва не наизнанку тела не хватало никаких сил. Единая маска страдания делала обреченных почти близнецами, а ведь барсы, хоть их и не могли привить вакциной смерти, перед тем, как попасть сюда, пережили жестокие пытки.

Когда Туся, отыскав Галку, сопереживала ее исповеди, а потом радовалась и печалилась, после двух лет неизвестности, наконец, обретя сестру, Арсеньев деликатно решил не подсматривать, а потом, лишившись ее подпитки, видимо, просто потерял сознание. Он и так слишком долго ждал. И вот теперь Туся брела по бесконечному цеху, чувствуя себя ребенком, потерявшемся в лесу, или дикарем, заплутавшем в мегалополисе.

Она, точно радар или миноискатель, ловила волны чужих эмоций, натыкалась на обрывки воспоминаний, узнавала совершенно бесполезные для нее семейные секреты и даже криминальные тайны. Далеко не все доноры вели безупречную жизнь, некоторые попали сюда за дело. Хотя, конечно, в большинстве случаев тяжесть совершенных преступлений не соответствовала беспощадности наказания.