Зеленый вертоград. Слова поцелуйные - [22]

Шрифт
Интервал

Лишь кое-где горит созвездной сказки чара,

И снова сны кипят, вскипают волей злой,

И будут так до дня всемирною пожара.


Три ипостаси душ, и две их, и одна,

Отпрянет свет от тьмы, и вызвездятся духи,

А сонмы тел сгорят. Всемирная волна

Поет, что будет «Вновь». Но песня гаснет

                                    в слухе.

РАЗЛИВ ВЕЧЕРНИЙ

Разлив зари вечерней отходит на отлив,

На стебле, полном тернии, червонный цвет красив,

Багряные туманы плывут над морем нив.


Среди колосьев желтых — как очи, васильки,

И маки — побережье разлившейся реки,

Чьи воды  зрелость злаков, чьи воды — широки.


Концов Земли — четыре, и Ад, и Раи, всех шесть,

Концов Земли — четыре, на каждом Ангел есть,

А всех их в светлом мире, как звезд ночных,

                                        не счесть.


Четыре шестикрылых ток ветров стерегут,

На дремлющих могилах — цветы, и там, и тут,

Нас всех молитвы милых от тьмы уберегут.


Коль здесь мы не успели соткать себе наряд,

Коль светлые свирели не завлекли нас в сад,

В замену Вертограда увидишь мрачный Ад.


Но, там побыв во мраках положенные дни,

Познав, что в звездных знаках — доточные огни,

Ты выйдешь к свету в маках,— тогда не измени.


Минутность заблужденья — пройденная ступень,

За падшего моленье — как в правде житый день,

Сияньем восхожденья удел земной одень.


Концов Земли — четыре, и страшных два, всех

                                        шесть,

Судеб Земли — четыре, при каждой Ангел есть,

Служите Миру — в мире, дорог Судьбы не счесть.

А ЧТО ВВЕРХУ?

Сион-Гора — сияние,

Высокое, горячее.

Голгоф-Гора — страдание,

Стоокое, всезрячее.

А что вверху, у Батюшки,

Мученье иль восторг?

А что вверху, у Матушки,

Что Сын из тьмы исторг?


Уж если есть падение,

Есть лестница с низин.

Сион-Гора — видение,

Сходил к низинам Сын.

И сходит Он воистину,

Еще премного раз,

Когда любовь и истину

Мы прячем в тайность глаз.


В глаза Он к нам, в правдивые,

С Голгоф-Горы спускается,

Узнав, что мы — счастливые,

От боли отторгается.

Ведет нас снизу к Батюшке,

В превыспренность зыбей

В Сион-Горе, у Матушки,

Есть сад для голубей.

ПОСЛЕДНЕЕ ВИДЕНИЕ

Я видел виденье,

Я вспрянул с кровати,

На коей, недужный,

Воззрился я в темь

Небесны владенья,

Сорвались печати,

Печати жемчужны,

Число же их семь.


Ночные пределы,

Крутились туманы,

Как пасти ужасны,

Над битвой ночной

И конь там был белый,

И конь был буланый,

И конь там был красный,

И конь вороной.


И были там птицы,

И были там звери,

И были там люди,

И ангелов — тьмы.

В лучах огневицы

Пылали все двери.

В неистовом чуде

Там были и мы.


Сквозь каждые двери,

Стенные разломы,

Сквозь трещины, щели,

Врывались лучи.

И выли все звери,

И били их громы,

Под звоны свирели,

Их секли мечи.


И лик был там львиный,

И лик был орлиный

И лик человечий,

И лик был тельца.

Ломалися спины,

Крушились вершины,

В безжалостной сече,

В крови без конца.


В небесных пожарах,

В верховных разрывах,

Стояли четыре

Небесных гонца.

И малых и старых,

Как стебли на нивах,

Косили всех в мире,

В огне без конца.


И только над крышей

Той бездны безбрежной,

Той сечи кровавой

Зверей и людей

Все выше и выше,

Как сон белоснежный,

Взносились со славой

Толпы голубей.

ДУХ ВРАЧУЮЩИЙ

Отошла за крайность мира молнегромная гроза,

Над омытым изумрудом просияла бирюза,

И невысказанным чудом у тебя горят глаза.


Темный лес с бродящим зверем словно в сказку

                                       отступил,

Сад чудес, высокий терем, пересвет небесных сил,

В Бога верим иль не верим. Он в нас верит,

                                       не забыл.


Обручил с душою душу Дух Врачующий, Господь,

Обвенчал с водою сушу, чтоб ступала твердо плоть,

Хлеб всемирный не разрушу, хоть возьму себе

                                          ломоть.


Стало сном, что было ядом, даль вселенская чиста,

Мы проходим в терем садом, нет врага в тени

                                           куста,

Над зеленым Вертоградом веселится высота.

В ВЕЛИКОМ ЗАРЕВЕ

Вот, я прочел, не отрываясь

Все то, что должен был прочесть,

В великом зареве сливаясь

Со всем, что в Звездах звездно есть.


И там, где эти свечи Рая

Не достигают Красоты,

Я буквы вычеркнул, стирая,

Кривые выпрямил черты.


И там, где, в Вечность воплощаясь,

Возникла цельно кривизна,

Я долго медлил, восхищаясь,

Воскликнув: «Да живет она».


И там, где в стройные колонны

Сложились строки прямоты,

Я стих пропел, и, многозвенны,

Возникли храмы и цветы.


И там, где в очи смотрят очи,

Где на звезду глядит звезда,

Благословил я дни и ночи,

И быть велел им навсегда.


В великой грамоте, единой,

В гремящей книге Родослов,

Где каждый лист взнесен пучиной,

За каждой буквой сонм веков.

ДРЕВО

Наш Сад есть единое Древо,

С многолиственным сонмом ветвей

Его насадила лучистая Ева,

В веках и веках непорочная Дева,

И Жена,

И Матерь несчетных детей.


Наш Сад посребряет Луна,

Позлащает горячее Солнце,

Сиянье заоблачных слав,

Изумруды для ствол-облекающих трав

И листов

Нам дарует свеченье нездешних морей,

И хоть нет тем морям берегов,

Можно в малое зреть их оконце,

Что в душе раскрывается в малых озерах очей,

В духе тех, кто, от вечного Древа

Воспринявши цветочную пыль,


Еще от автора Константин Дмитриевич Бальмонт
Фейные сказки. Детские песенки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Только любовь. Семицветник

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поэзия как волшебство

Трактат К. Д. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) – первая в русской литературе авторская поэтика: попытка описать поэтическое слово как конструирующее реальность, переопределив эстетику как науку о всеобщей чувствительности живого. Некоторые из положений трактата, такие как значение отдельных звуков, магические сюжеты в основе разных поэтических жанров, общечеловеческие истоки лиризма, нашли продолжение в других авторских поэтиках. Работа Бальмонта, отличающаяся торжественным и образным изложением, публикуется с подробнейшим комментарием.


Океания

В книгу вошел не переиздававшийся очерк К. Бальмонта «Океания», стихотворения, навеянные путешествием поэта по Океании в 1912 г. и поэтические обработки легенд Океании из сборника «Гимны, песни и замыслы древних».


Сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Марине Цветаевой

«Единственная обязанность на земле человека — прада всего существа» — этот жизненный и творческий девиз Марины Цветаевой получает убедительное подтверждение в запечатленных мемуаристами ключевых биографических эпизодах, поступках героини книги. В скрещении разнооборазных свидетельств возникает характер значительный, духовно богатый, страстный, мятущийся, вырисовывается облик одного из крупнейших русских поэтов XX века. Среди тех, чьи воспоминания составили эту книгу, — М. Волошин и К. Бальмонт, А. Эфрон и Н. Мандельштам, С. Волконский и П. Антокольский, Н. Берберова и М. Слоним, Л. Чуковская, И. Эренбург и многие другие современники М. Цветаевой.