Зеленый Марс - [10]

Хироко была там же, в общей комнате, и наблюдала за ними. Она редко проводила вечера в деревне. Ниргалу не нужно было смотреть на нее, чтобы знать, о чем она думает. Они были созданы, чтобы давать, так она говорила всегда, а это стало бы самым великим даром. Актом чистой зеленой силы.

– Конечно, – ответил он, обрадовавшись такой возможности.

Госпиталь располагался за купальней и школой. Он был меньше школы, там было всего пять коек. Саймона положили на одну, а Ниргала на другую.

Старик улыбнулся ему. Он не выглядел больным, просто старым. Фактически, точно таким же, как и все древние. Он вообще мало говорил и сейчас тоже сказал лишь: «Спасибо, Ниргал».

Ниргал кивнул. Но, к его удивлению, Саймон продолжил:

– Я ценю то, что ты делаешь. Тебе будет больно еще неделю или две после операции, и боль будет исходить прямо из кости. На такое трудно решиться ради кого-то.

– Только не тогда, когда это действительно нужно, – ответил Ниргал.

– Ну что ж, это подарок, за который я, конечно же, постараюсь отплатить.

Влад и Урсула укололи руку Ниргала шприцом, введя анестетик.

– Вовсе не обязательно проводить обе операции одновременно, но мы решили, что это хорошая идея, чтобы вы встретились тут. Друзьям легче выздоравливать вместе.

Так они стали друзьями. После школы Ниргал шел в госпиталь, Саймон выходил ему навстречу, они отправлялись по дороге через дюны на пляж. Там они смотрели на волны, тревожившие белую поверхность, поднимающиеся и опадающие над отмелью. Саймон был гораздо молчаливее всех, с кем Ниргал когда-либо проводил время. Это было немного похоже на молчание в ближнем окружении Хироко, которое никогда не кончалось. Сначала Ниргал чувствовал себя неловко, но потом понял, что так у него появляется время, чтобы хорошенько все обдумать. Чайки кружили под куполом, крабы зарывались в песок, каждый пучок травы в дюнах был окружен песчаным колечком. В эти дни Питер часто наведывался в Зиготу и гулял вместе с ними. Питер и Ниргал носились по пляжу, играя в догонялки или прятки, пока Энн и Саймон рука об руку прогуливались по дюнам.

Саймон был еще слаб и становился все слабее. Было сложно не воспринимать это как своего рода моральное поражение. Ниргал никогда не болел, и сама концепция болезни была ему отвратительна. Такое случалось только со стариками. И даже им можно было помочь антивозрастной терапией, которую проходили все по достижении определенного возраста, так что никто не умирал. Умирали только растения и животные. Люди тоже были животными, но они изобрели медицину. Ночью, мучимый всеми этими противоречиями, Ниргал прочитал со своего планшета полную статью о лейкемии, хотя она и была длинной, словно целая книга. Рак крови – белые кровяные тельца распространялись из костного мозга и переполняли систему, атакуя здоровые органы. Саймону делали химио- и лучевую терапию, запускали в кровь псевдовирусы, чтобы убивать белые кровяные тельца, пытались заменить больной костный мозг костным мозгом Ниргала. Кроме того, Саймон теперь проходил антивозрастную терапию трижды в неделю. Ниргал прочитал и об этом. По сути, речь шла о поиске геномных расхождений, когда найденные поврежденные хромосомы заменялись так, чтобы больше не происходило ошибок в делении клеток. Но множеству введенных в организм клеток-восстановителей было сложно проникнуть внутрь кости, и в случае с Саймоном островки канцерогенного костного мозга оставались там после каждого сеанса. У детей шансы на выздоровление были выше, чем у взрослых, так говорилось в статье про лейкемию. Но с антивозрастной терапией и заменой костного мозга Саймон должен был обязательно выздороветь. Это был просто вопрос времени и количества трансплантаций. В конце концов лечение побеждало все.

– Нам нужен биореактор, – сказала Урсула Владу. Они работали над преобразованием в реактор одного из эктогенных баков, наполняя его пористым животным коллагеном и дополняя клетками из костного мозга Ниргала в надежде сгенерировать массу лимфоцитов, макрофагов и гранулоцитов. Но у них не получалось заставить циркулирующую систему работать правильно, или, может быть, дело было в межклеточном веществе, они и сами не знали. Ниргал оставался их живым биореактором.

По утрам Сакс обучал детей химии почв, когда был учителем. И даже иногда выводил их из классной комнаты работать в почвенных лабораториях, где они вводили биомассу в песок, а потом тележками свозили его в теплицы на берегу. Это была интересная работа, но Ниргал воспринимал ее словно в полусне. Краем глаза он замечал Саймона, который упрямо прогуливался снаружи, и тут же забывал обо всех своих делах.

Несмотря на лечение, Саймон шел медленно и неловко. Фактически он еле плелся, с трудом переставляя не сгибающиеся в коленях ноги. Однажды Ниргал догнал его и встал рядом на последней дюне у самого пляжа. Кулики бегали туда-сюда по влажной отмели, преследуемые белыми полотнищами пенящейся воды. Саймон указал на стадо черных овец, пощипывающих траву между дюнами. Его рука поднялась, словно бамбуковая перекладина. Дыхание овец оседало в траве морозными облачками.