Это был высокий тощий марсианский парнишка, сутулый и застенчивый. Неуклюжий, как щенок. Почему он играл у них на третьей базе[1] — ума не приложу. Опять же, и меня они назначили шортстопером,[2] а ведь я левша и не могу перехватить граундер.[3] Вот что значит изучать спорт по видео. Для нас, американцев, некоторые вещи настолько очевидны, что мы даже не задумываемся над ними. Например, никому сроду и в голову не придёт поставить на шортстоп левшу. Но на Марсе все было внове. Многие люди там влюбились в бейсбол, заказали экипировку, раскатали несколько полей, и пошло-поехало.
Вот и мы там оказались — я и этот малыш Грегор — и пошли вытаптывать левую сторону внутреннего поля. Он выглядел таким юным, что я спросил, сколько ему лет, а он ответил: «Восемь», — и я подумал: «Черт побери, «юный» — не то слово», но потом понял, что он имел в виду, конечно же, марсианские года, так что ему было лет шестнадцать-семнадцать, но казался он младше. Он откуда-то недавно перебрался на Аргир4 и снимал квартиру то ли вместе с родственниками, то ли с друзьями, — я никогда не мог толком понять, — но он казался мне очень одиноким. Тренировок Грегор никогда не пропускал, хотя считался худшим игроком в какой-то ужасной команде, и было слишком заметно, как он сокрушается из-за всех своих оплошностей и страйк-аутов.[4] Меня всегда удивляло, зачем он вообще выходит на поле. А уж какой застенчивый; и эта сутулость; и прыщи; а как он запинался о собственные ноги, краснея и что-то бормоча, — определённо, Грегор был неподражаем.
Английский не был его родным языком. То был не то армянский, не то моравский, не то что-то ещё в этом роде, во всяком случае, на нем никто не говорил, за исключением пожилой пары, с которой он вместе жил. Так что бормотал Грегор какую-то неразбериху, которая на Марсе сходила за английский, а иногда даже пользовался транслейтором, но в основном старался не оказываться в ситуации, где ему пришлось бы говорить.
И делал ошибку за ошибкой. Должно быть, смотреть на нас со стороны было потешно — я ростом ему по пояс, и мы оба дружно пропускаем катящиеся мимо мячи, — цирк, да и только! А ещё мы пинали их, расшвыривали во все стороны и гнали аж за пределы первой базы. Аут нам очень редко удавался. Бывало, это бросалось в глаза, за исключением тех случаев, когда все остальные тоже играли не лучше. Бейсбол на Марсе отличался крупным счётом.
Но все равно это была превосходная игра. Нет, в самом деле, все выглядело как во сне. Прежде всего — горизонт. Когда вы находитесь на плоской, такой как Аргир, равнине, то он от вас, скорее всего, лишь в трёх милях, а не в шести. Это очень заметно глазу землянина. Потом эти площадки — у них просто сверхъестественные размеры ближнего поля, ну а дальнее поле — так и вовсе громадное. У моей команды оно было примерно девятьсот футов в длину и семьсот — в ширину. Стоишь на этой тарелке, и изгородь на границе дальнего поля кажется тонкой зелёной линией под пурпурным небом, почти у самого горизонта, — вот я и говорю вам, что бейсбольная площадка покрывала почти все видимое пространство. Это было так здорово!
Они играли с четырьмя аутфилдерами,[5] как в софтболе,[6] и все равно коридоры между игроками были широкими.
А воздух там почти такой же разреженный, как в базовом лагере Эвереста, и низкая гравитация. Поэтому когда вы бьёте по твёрдому мячу, он летит так, будто его ударили длинной клюшкой для гольфа. Даже при таких больших полях в каждой игре было по несколько хоум-ранов.[7] На Марсе игры редко заканчиваются всухую. Мне, во всяком случае, до сих пор не приходилось быть тому свидетелем.
Я занялся бейсболом после восхождения на гору Олимп, где помогал основать новый научно-исследовательский почвенный институт. Им хватило ума не пытаться изучать эту проблему по видео. Поначалу в свободное время я взбирался на горы Харит, но потом ударился в бейсбол и оказался слишком занят. «Прекрасно, я стану играть, — ответил я, когда меня попросили. — Но тренером не буду. Не люблю указывать людям, что им делать».
Поэтому я вместе со всеми выходил и проделывал футбольные упражнения, разогревая даже те мышцы, которые никогда не понадобятся. Потом Вернер принимался отрабатывать подачу на ближнем поле, а мы с Грегором начинали отбиваться. Мы походили на матадоров. Время от времени налетали на мяч и посылали его аж за первую базу, и изредка бейсмен,[8] верзила ростом выше двух метров с комплекцией цистерны, брал наши подачи, и тогда мы с Грегором торжествующе хлопали перчаткой о перчатку друг друга. Проделывая это изо дня в день, он уже меньше стеснялся меня, хотя и не намного. И я видел, что он бросает мяч чертовски резко. Рука у него была такой длины, как все моё тело, она казалась бескостной, как щупальце кальмара, поэтому настолько свободно поворачивалась в запястье, что Грегор прямо-таки выстреливал мячом. Конечно, иногда мяч поднимался и проходил метров на десять выше головы первого бейс-мена, но в том, что он летел в нужную сторону, сомнений не было. Я начинал понимать, что Грегор играет не только затем, чтобы находиться среди людей, с которыми ему не обязательно разговаривать, но и потому, что это давало ему возможность подняться в собственных глазах. Я понял, что он не столько застенчив, сколько угрюм. Или — и то и другое вместе.
![«Специальная служба» к вашим услугам [Справочная]](/storage/book-covers/57/57639b280dde95905f44664d1d3a87f202024fcc.jpg)
