Зеленый дол - [18]
— Не расстраивайся. Она вернётся, — говорила маме бабушка, — культурному человеку в колхозе придётся не сладко. А провести лето в деревне ей не опасно. В конце концов — та же дача.
Вот почему Александр Александрович обрадовался, узнав, что у Лёли появились друзья. Значит, привыкать стала дочка, освоилась на новом месте. И вряд ли захочет возвращаться в город. А тогда и мама приедет, оставит свою поликлинику. Что же — безработной не останется: в соседней деревне тоже есть больница.
Так рассуждал Александр Александрович, заканчивая приготовления к встрече гостей.
Он открыл бутылки с лимонадом, переставил цветы с подоконника на стол. Глиняные горшки несколько огрубили сервировку, и он, подумав, убрал цветы обратно на подоконник. Но без цветов стало не так нарядно, и, кроме того, на скатерти отпечатались два сырых грязных пятна. Александр Александрович обернул горшки белой бумагой и снова поставил на стол. И, только когда делать стало решительно нечего, он взглянул на часы. Шёл второй час дня, а Лёля говорила, что гости должны собраться к двенадцати.
Александр Александрович, отодвинув занавеску, посмотрел на улицу. У колодца стояла чужая проезжая полуторка, и шофёр заливал в радиатор воду. Шофёр залил воду, бросил в кузов мятое ведро, и полуторка уехала. Больше никого не было видно, только вспуганные машиной куры снова выходили на дорогу.
Александр Александрович сел за стол и задумался. Всё-таки нехорошо, что Лёля отбилась от рук. Каждый день бегает куда-то, нё спрашиваясь, пользуется тем, что отец занят. При матери этого не было. Надо хоть спросить её, где бывает, что делает.
В сенях послышались тихие шаги. Дверь медленно отворилась, метя отвисшей рогожиной по полу, и вошла Лёля.
— Переодевайся скорее! — закричал Александр Александрович. — Где ты пропадаешь? Сейчас гости придут.
— Не буду я переодеваться, папа, — сказала Леля и, даже не взглянув на торт, ушла за перегородку.
— Что с тобой, дочка? — удивлённо спросил Александр Александрович, подойдя к ней.
— Ничего, папа.
— Я же вижу, глаза на мокром месте. Что-нибудь случилось?
— Ничего.
— Почему же ты собираешься плакать?
— Я не собираюсь.
— Я же вижу. Вон уж и подбородок дрожит.
— Не говори ничего, папа, ладно? — попросила Лёля. — А то я… я… и по правде заплачу.
— Ну, конечно. Вот и слёзы текут. Что с тобой?
Лёля отвернулась, положила голову на спинку стула, и плечи ее затряслись.
— Ну, довольно, девочка, ну, довольно, — растерянно повторял Александр Александрович. — Посмотри-ка… Послушай, какая музыка.
Он взял музыкальный ящик и покрутил ручку. Зазвенели стеклянные колокольчики.
— Ну что у тебя случилось? — продолжал он. — Что ты плачешь? У тебя, доченька, всё светло, светло впереди. Если бы моё детство было таким, разве я проронил бы хоть слезинку?
— Ещё как проронил бы! — всхлипывая, отозвалась Лёля.
— Ну хорошо. Поплакала и довольно. — Александр Александрович потерял терпение. — Умывайся и переодевай платье. Сейчас гости придут, а ты ревёшь. Неприлично.
— Не придут гости.
— Что такое?
— Не придут. Мы поругались.
Александр Александрович вопросительно посмотрел на дочь и махнул рукой. Настроение его быстро испортилось, и он пожалел время, убитое на ненужные приготовления. Тем более — в поле ведут подкормку, а он торты печёт. Безобразие.
— Не расстраивайся, папа. — сказала Леля. — Мы и вдвоём справим. Правда? Сейчас я поставлю чайник.
— Вдвоём так вдвоём. — Александр Александрович сел за стол, налил в чашки лимонад и задумался. В далеком городе жена его, наверно, тоже справляет день рождения дочери, и на столе её тоже стоит лимонад, и ей сегодня так же, как и ему, грустно.
Лёля принесла чайник.
— Давай чокнемся, доченька, — Александр Александрович поднял чашку с лимонадом и, отгоняя печальные мысли, пожевал губами. — Сложность наших отношений с тобой зависит от того, что жизнь стала слишком быстро изменять людей. Я в твои годы был совсем не таким, как ты, а твои дети будут отличаться от тебя ещё больше. С одной стороны, это хорошо, а с другой — плохо…
В дверь постучались.
— Можно, — сказал Александр Александрович.
Вошёл Петя. Лёля с радостным восклицанием бросилась к нему.
Петя достал из кармана призму бинокля и сказал грубовато:
— Бери деталь. Мне её вовсе не надо.
— Ну вот! — засмеялся Александр Александрович. — А ты говорила — гостей не будет. Петя, садись сюда. Лёля, передай ему чашку.
За дверью что-то зашуршало, и её стали долго дёргать снаружи.
— Еще идут! — оживилась Лёля. — Пойду всё-таки, переоденусь.
Дверь поддалась. В комнату вошёл Димофей и, не дожидаясь приглашения, сел, вместе со своим ружьем, за стол, рядом с тортом.
— Ты зачем пришёл? — нахмурившись, спросил его старший брат.
— На день рождения.
— Ведь ты голосовал против.
— Велели подымать руку, вот я я подымал.
Ребята ещё долго беседовали в таком духе. Александр Александрович прислушивался, но ничего не мог понять. А когда появилась Лёля в новом платьице, Петя сказал ей:
— Ты не бойся. В общем, никто тебя не выгонит.
— Правда? — обрадовалась Лёля.
— Что же тебя давно не видно. Дима? — спросил Александр Александрович, которому наскучили эти непонятные разговоры. — Прежде целыми днями за мной бегал, а теперь пропал совсем.
