Зеленый дол - [12]

— А ты борись, чем завидовать.

— Как же я буду бороться? Мне учиться надо, дома убираться.

Петя посмотрел на капризный, вздёрнутый носик Лёли, и ему стало жалко её.

«Взять её в нашу бригаду, что ли? — подумал он. — Если придётся что-нибудь узнавать по агрономии, она вполне у отца может выведать. Девчонка толковая».

— А мы кое-что делаем для коммунизма, — осторожно заметил он.

— Что?

— Никому не скажешь?

— Честное пионерское!

— Мы растим Чародейку. Девятнадцать колосьев.

— Подумаешь! Нужны твои девятнадцать колосьев для коммунизма.

— А как же! Если у нас получится — через два года все поля засеем этой пшеницей. А потом на всём СССР посеем. Хлеба будет — завались. Сколько хочешь булок будет.

— Ну да, сколько хочешь…

— Ясно. А потом, гляди, всего будет, сколько хочешь… А потом, когда вырасту большой, когда станут спрашивать, кто чего для коммунизма сделал, так в Москве и скажут; «Вот булки, к примеру, почти даром. Это почему? Это потому, что полеводческая бригада Петьки Иванова с «Зелёного дола» Чародейку вырастила».

Лёля серьёзно взглянула на него, прикидывая в уме, будут ли так говорить о нём, когда он станет взрослым, и сказала:

— Петя, примите меня, а?

— Приходи сегодня на наше собрание. Обсудим.

6. ДУСЯ

В агролаборатории, на верхней полке шкафа, лежали мешочки, наполненные землёй — образцы почвы, взятые Александром Александровичем для контрольного анализа. Дуся немного обиделась, когда увидела мешочки. Она ещё осенью исследовала землю, и Александр Александрович знал это. Но агроном любил всё проверять сам, — видно, такой у него характер.

В тот день, когда Лёлю принимали в пятую полеводческую бригаду, на полянке появились всходы Чародейки. Одновременно, как по команде, из-под земли пробились все девятнадцать нежно-зелёных стебельков. И Лёля, поддавшись общей радости, без колебаний согласилась выполнить поручение бригадира — Пети. Поручение состояло в том, чтобы незаметно от Дуси и Александра Александровича достать из шкафа один — какой угодно — мешочек, принести его на полянку, а через полчаса отнести обратно и положить на место. Лёля жила в том же доме, где помешалась агролаборатория, и сделать это ей было несложно. Может быть, она задумалась бы, если бы кто-нибудь сказал ей, что Петя высыпал из мешочка землю, приготовленную для анализа, и насыпал туда землю, накопанную с полянки, — но она ничего не знала и, аккуратно исполнив своё первое задание, чувствовала себя счастливой.

После этого каждый день ребята толкались возле агролаборатории, стараясь не пропустить того часа, когда агроном примется за анализы. Но ему было некогда. Земля подсохла, начался сев, и Александр Александрович с утра до вечера пропадал на полях.

Прошла неделя. Однажды, когда Петя сидел за ужином и размышлял, что придётся, наверно, узнавать об известковании в соседнем колхозе, его вызвал в сени Коська и, тяжело дыша, проговорил:

— Дуська мешочки перебирает.

Петя быстро доел яичницу. Они выбежали на улицу, добежали до агролаборатории и перелезли через забор. У ярко освещённых окон стоял Фёдор с тетрадкой и карандашом. Петя снял сапоги, встал на широкую спину Фёдора и осторожно заглянул в окно. Дуся, в белом халате, раскладывала возле весов мешочки.

Петя ждал. Отворилась дверь, и вошёл дядя Вася. Дуся стала разговаривать с ним, но о чём шёл разговор, Петя не слышал, потому что окна были закрыты и недалеко, у клуба, под баян громко пели девчата.

— Чего ты меня ногами топчешь! — сердито сказал Фёдор. — Спина-то у меня не булыжная.

— Беда, — отвечал Петя. — Ничего не слыхать.

Но тут дядя Вася повёл носом, подошёл к окну и открыл форточку.

— Значит, опять не пойдём сегодня? — услышал Петя его голос.

— Сам видишь, некогда… Не трогай автоклав, Вася, — сказала Дуся издали.

— Ребята ходят, песни играют, — раздражённо продолжал дядя Вася, — а от тебя только и слышно: «нитрагин» да «автоклав». Сидишь здесь днём и ночью, ровно тебе сто лет в обед.

— И чего ты, член правления, сердишься? — Дуся улыбнулась. — Сам ведь постановил землю проверять?

— Уже проверена.

— Александр Александрович мне не доверяет: ещё велел пробы взять. Обожди, вот проверит навески две-три, увидит, что всё в порядке, тогда и пойдём.

— Знаю, теперь опять будешь всю ночь из пузырька в пузырек воду переливать. Никакого гулянья не состоится. А есть, между прочим, постановление о рабочем дне.

Дуся посмотрела на дядю Васю через плечо, встала, положила руки ему на плечи.

— Разве можно сердиться на это? — спросила она, глядя на него, как на маленького. — Ведь сам знаешь — весна.

— То-то и есть, что весна, — сказал, обнимая её, дядя Вася.

Петя смущённо кашлянул, скомандовал: «Опускай!» — и, когда Фёдор нагнулся, сполз по его спине на землю.

— Нечего ещё глядеть, — смущённо объяснил он ребятам. — Пустяки разные говорят: про автоклав, про нитрагин, в общем…

В лаборатории послышался сердитый голос Александра Александровича, и Фёдору снова пришлось подставлять спину.

Заглянув в окно, Петя увидел, что агроном вешает на гвоздик свой плащ, а дядя Вася, выходя за дверь, надевает кепку.

Александр Александрович сел за стол и придвинул штатив с пробирками. Наконец началась работа, которой так долго дожидались ребята, Дуся передала агроному навеску грунта. Он высыпал грунт в пробирку, залил её какой-то водой и, подойдя к свету, стал смотреть, что получилось.