Зеленые дьяволы - [29]

— Не думаю. Навѣрно, только нѣсколько дней.

— Жаль… Мало. А я обожаю подобныя исторіи.

Между прочимъ, впослѣдствіи вы тоже не говорите моему отцу, что видѣли меня здѣсь… Онъ запретилъ ходить сюда. Ну, что же… Желаю вамъ успѣха. Пора идти обратно.

— Какъ? Уже? Вы развѣ торопитесь?

— Не тороплюсь, но все таки… Можетъ быть, проводите меня? Вамъ, по-моему безопасно выходить въ темнотѣ.

— Да, конечно. Но не сейчасъ. Немного позже, когда въ замкѣ всѣ лягутъ спать. Между прочимъ, интересно увидѣть ходъ, по которому вы сюда пришли. Представьте, мы съ Викторомъ даже не замѣтили, что здѣсь есть люкъ.

— Идемте, покажу. Этотъ ходъ кончается подъ шоссе, возлѣ рѣки. Тамъ совсѣмъ глухое мѣсто. Ну… — Наташа встала, окинула комнату грустнымъ взглядомъ. — Значитъ, я вижу все это въ послѣдній разъ.

— Отчего же въ послѣдній. Мнѣ, конечно, неловко приглашать… Но если вы противъ предразсудковъ, я бы… Я бы былъ очень радъ видѣть васъ у себя въ гостяхъ.

Сергѣй произнесъ послѣднія слова нерѣшительно, боясь, что его предложеніе Наташа отклонитъ со смѣхомъ. Но та не разсмѣялась. Наоборотъ, дружески посмотрѣла на него, кивнула головой.

— Хорошо. Съ удовольствіемъ. А теперь поднимайте крышку. Я пойду первая.

Она стала спускаться по лѣстницѣ люка. Онъ погасилъ у себя свѣтъ и послѣдовалъ за нею.

— Вотъ остатки моихъ сооруженій, — произнесла она, показывая на стѣну. — Когда мы уѣзжали отсюда, я не успѣла все снять.

Сергѣй съ любопытствомъ оглядѣлъ нижнюю комнату. Она была меньше той, которую онъ сдѣлалъ своей спальней, и не имѣла окна. На длинномъ столѣ стояли какіе-то приборы, перевитые проволокой; различные провода шли наверхъ и висѣли у потолка, поддерживаемые изоляторами.

— Я захвачу съ собой вотъ это. — Наташа подошла къ столу и взяла въ руки небольшой ящичекъ. — Можетъ быть, когда-нибудь пригодится. А, впрочемъ, это тоже возьму. — Она сняла со стола другой приборъ. — Знаете что? Взберитесь на столъ и отцѣпите отъ потолка проволоку. Я оберну ею аппараты, чтобы легче было нести.

Они обвили проволокой оба прибора, и Сергѣй осторожно понесъ свертокъ по извилистому полутемному коридору, къ стѣнамъ котораго на большомъ разстояніи другъ отъ друга были прикрѣплены тускло свѣтившіяся электрическія лампочки.

— Здѣсь, видите, замурованная дверь. Раньше, очевидно, былъ ходъ наверхъ, въ замокъ.

— Да. Какой длинный коридоръ.

— Не меньше трехсотъ метровъ. Выходъ находится уже за предѣлами вашего имѣнія.

Черезъ нѣсколько минутъ они достигли конца подземнаго хода. Наружной двери не было, коридоръ кончался стѣной; однако, сбоку стѣны находилась довольно широкая щель, а за нею небольшое помѣщеніе съ низкими сводами, посреди котораго возвышался въ видѣ каменной чаши бассейнъ для вытекавшаго изъ скалы родника. Вода бѣжала по желѣзному желобу въ бассейнъ и стекала внизъ черезъ позеленѣвшій отъ времени всегда открытый мѣдный кранъ.

— Осторожнѣе, вода.

— Вижу.

— Теперь нужно открыть наружную дверцу, и мы на свободѣ.

— Это мѣсто мнѣ знакомо, — выйдя къ обрыву и оглядываясь по сторонамъ, произнесъ Сергѣй. — Мы съ Викторомъ нѣсколько разъ были здѣсь. Отсюда къ старому фруктовому саду нужно идти направо, не такъ ли?

— Да.

Онъ вспомнилъ, что ему придется отправиться За провизіей къ условному мѣсту.

— Чудесная ночь! — сѣвъ на камень, восторженно произнесла Наташа. — Посмотрите, какъ хорошо.

— Да. А знаете, что? Если вы не торопитесь, давайте посидимъ здѣсь, поговоримъ, а приблизительно черезъ часъ я уже безъ риска могу проводить васъ въ городъ.

— Идетъ. Садитесь сюда. Вы разсказывайте что-нибудь, а я буду смотрѣть на небо и слушать. Кстати, вы любите звѣзды?

— Да. Конечно.

Онъ сѣлъ. Нѣкоторое время оба молчали. Вокругъ было торжественно тихо. Только снизу, изъ темной пропасти, доносился монотонный шумъ горной рѣки. 3а мутными контурами одной изъ вершинъ золотилъ небо лучами невидимый молодой мѣсяцъ. Въ узкомъ ущельѣ, загроможденномъ мрачными скалами, дымился синій туманъ, сверкалъ обнаженный камень утесовъ, гигантскія ели чертили зубчатыя тѣни на склонахъ.

— А, вотъ… Объясните мнѣ, Сережа: почему я ничего въ жизни не боюсь, а когда смотрю на ночное небо, меня охватываетъ страхъ?

— Что жъ… Понятно. — Сергѣй откашлялся. — Тотъ, кто вѣритъ въ объективное существованіе внѣшняго міра, тотъ не можетъ не страшиться чрезмѣрнаго величія вселенной.

— Въ объективное существованіе… — Наташа тихо повторила про себя эти слова, стараясь уяснить смыслъ. — Такъ, такъ… Понимаю. А вы развѣ сами не вѣрите?

— Я? Нѣтъ. Я вмѣстѣ съ Беркли и съ Шопенгауэромъ считаю, что матеріальный міръ на самомъ дѣлѣ не существуетъ. Все это — только наше представленіе, не болѣе. Нѣчто въ родѣ сна.

— Какъ? Значитъ, по вашему, звѣзды не существуютъ?

— Къ сожалѣнію, нѣтъ. Есть только субъектъ, которому кажется, будто онѣ находятся на небѣ.

— А я? Я существую?

— Для себя — да. Существуете. А для меня нѣтъ.

— Недурно. Но тогда вѣдь и вы тоже… Для себя существуете, а для меня — ничуть.

— Разумѣется. — Онъ вздохнулъ. — Вообще, съ тѣхъ поръ, какъ я началъ заниматься въ университетѣ философіей, я почувствовалъ, какъ все въ мірѣ призрачно, ненадежно. Кругомъ какой-то водоворотъ. Ничего постояннаго. Все течетъ, какъ говорилъ покойный Гераклитъ. Вотъ, эта ночь, напримѣръ… Она, дѣйствительно, какъ будто, прекрасна. А между тѣмъ — развѣ вы увѣрены, что все это не иллюзія? На самомъ дѣлѣ нѣтъ ни пространства, ни времени, вообще ничего.