Зеленоглазое чудовище - [144]

Он улыбнулся вежливой дружелюбной улыбкой, дружелюбности которой Эндрю ни капли не поверил.

— Может, это поможет установить между нами нормальные отношения? Я рассказал лейтенанту об Эдамсах, но это все, что я рассказал ему. Только это, и ничего больше. Ты должен благодарить меня.

Эндрю, потягивая из стакана, следил за своим собеседником, пытаясь оценить его.

— Значит, есть о чем рассказать?

— Я не тот человек, который путает копа с отцом исповедником.

— И я должен быть благодарен, потому что ты утаил информацию от полиции — ради меня?

— Ну почему? — Уголки его губ слегка опустились вниз, Билл Стентон сел в кресло напротив Эндрю. — Отчасти и ради себя, должен признать это. Как бы я ни восхищался Маурин, раз она мертва и во владении копов, она уже не та девушка, с которой хотелось бы оставаться связанным. Но, скажем так, какими бы ни были мои мотивы, побочным образом я помог и тебе. Потому что, если я не слишком сильно ошибаюсь, что бы я ни сказал о ней, это тут же заставило бы копов заинтересоваться ее мужем, а мне показалось, что они и так тобой достаточно интересуются, так ведь?

Опущенные уголки рта Билла Стентона отчетливо выдавали его злорадство, которое он пытался скрыть. Злорадство — и еще острейшее любопытство. Так что по-своему Билл Стентон был взбудоражен не хуже Эдамсов. Неприязнь, которую Эндрю ощущал к Биллу, была сродни физическому отвращению.

Он сказал:

— Они собираются арестовать меня завтра, если…

— Если ты не представишь им каких-либо основательных доводов, почему этого не следует делать?

— Точно.

Билл Стентон достал сигарету из серебряного портсигара.

— Пока мы не отвлеклись — это ты убил ее? Было бы просто очаровательно знать это. Я представлял себе много разных красочных возможностей того, как Маурин кончит жизнь. Но наиболее вероятной, я всегда чувствовал, была ее смерть от руки взбешенного мужа.

— Сожалею, что не смогу очаровать тебя, — сказал Эндрю. — Я не убивал ее.

— Так что, ты просто пытаешься выяснить, кто это сделал?

— Да.

Билл Стентон закурил.

— Я надеюсь, ты не возлагаешь слишком большие надежды на меня как на убийцу. Вчера утром мне пришлось улететь в Чикаго. И вернулся я только сегодня рано утром. Полиция уже знает, и полиция уже проверила, и это раз и навсегда снимает с меня подозрения. Так что, если у тебя в самом деле есть список убийц и я — в нем, вычеркивай меня и переходи к следующему. Есть там следующий?

— Нет.

— Значит, есть что-то еще — идея?

Эндрю отпил глоток из стакана.

— Ты был одним из ее любовников?

— «Одним из ее любовников»? Итак, ты уже довольно много знаешь о ней?

— Много чего знаю.

— Ну да, еще до того, как ты женился на ней, полагаю, я мог бы называться одним из ее любовников. Какое-то время я также находился совсем рядом от смертельной угрозы стать одним из ее мужей. Раз произошла отвратительная сцена, когда она угрожала рассказать людям правду ли обо мне, неправду, если только я не сделаю ее честной женщиной. Затем, к счастью, она узнала, как мало у меня капитала, и я был спасен. С этого момента мы понимали, чего стоит каждый, поскольку так случилось, что она узнала о некоторых моих, довольно безобидных, маленьких любовных похождениях, когда я при необходимости, если что происходило, всегда ссылался на нее. Дорогая Маурин! Как я уже сказал, я постоянно восхищался ею. Но боюсь, что ее никогда нельзя было квалифицировать иначе, как воистину великолепная проститутка. Например, было идиотизмом с ее стороны думать, что она может добиться от меня каких-то совместных действий. Я всегда был рад оказать ей содействие и утешить, просто за привилегию лицезреть, как она словно заведенная начинает метаться. Не могу сказать, что она была очень откровенной, конечно, здесь я даю ей полный балл. У нее было несколько секретов от меня. Не много, но очень больших.

— Значит, тебе были известны ее мотивы, когда она выходила за меня замуж, например?

— О бедный Эндрю, я их прекрасно знал. Думаю, я был тот самый человек, который впервые услышал все эти великие новости. Я никогда не забуду, как она ворвалась ко мне однажды, вне себя от радости, и объявила: «Поздравь меня, я выхожу замуж за Энди Джордана! Милый, ласковый человек, самый подходящий жених, действительно, потому что его мать едва ли протянет больше двух лет. Она умирает от лейкемии».

Билл застыл вдруг с удивленным вздохом раскаяния.

— Ах, дорогой, разве ты не знал об этом? Неужели?

Эндрю сидел, сжимая с силой стакан в руке, чувствуя странную, безотчетную панику.

— Я должен был это предвидеть, — сказал Билл Стентон. — Фактически я предвидел. Я просто забыл, как слабоумный. Ты же знаешь, у Маурин был тот же доктор, что и у твоей матери. Она не могла пропустить такую удобную возможность. Как-то ей удалось проникнуть в картотеку доктора, и там все было: диагноз, прогноз и все прочее медицинское мумбо-юмбо. Там, кажется, была еще маленькая записка твоей матери. Я так понял, очень достойный и трогательный по-человечески документ, в котором требовалось, чтобы доктор не говорил ни одному человеку, что она умирает, ни одной душе, ни ее детям, ни, в особенности, ее супругу. Твоя жена с удовольствием рассказала мне об этом; абсолютное отсутствие сочувствия демонстрировало Маурин на высшей точке ее мауринности.