Зеленоглазка - [29]

Я не верила своим ушам. Она видела его не больше одной минуты, не успела и словом с ним перекинуться, но тем не менее была по уши влюблена. Хотя с чего бы это мне не верить? Ведь со мной произошло то же самое. Теперь для нее существовал только Адам и, пожалуй, еще она сама. Соперниц она не допускала даже в мыслях, тем более она никак не могла заподозрить в этом меня. Ей даже не приходило в голову, что я могу хотеть того же, что и она. Поэтому так невинно прозвучал ее вопрос об Адаме: ведь она и не подозревала, какую причиняет мне боль. Я никогда еще не видела, чтобы невинность принимала такие жестокие и ужасающие формы.

– Думаю, что нравишься, – сказала я, – разве может кто-нибудь устоять против тебя? – И тут я не кривила душой.

Она сжала руками расческу; впервые она выглядела такой серьезной.

– Я заставлю его, чтоб понравилась, да, Эмми! Он должен! Придется мне позаботиться об этом!

И вслед за этим она оживилась, словно только что навсегда сбросила с плеч тяжелое бремя. Одним движением она оказалась рядом с сундуком, который стоял с откинутой крышкой, а царивший в нем повышенный беспорядок выдавал ее терзания по поводу того, что надеть сегодня вечером. Из груды одежды она выудила одно платье и протянула его мне.

– На, нужно совсем чуть-чуть подделать его, а так оно уже совсем готово. Обрати внимание на подол – я подшила только два дюйма. И еще, пока что тебе придется надеть его под пояс, зато потом, когда будет время, ты сможешь заложить складки.

Платье было шелковое, почти что изумрудного цвета. Оно не пестрело украшениями; ему хватало его собственной изысканности – это было настоящее произведение искусства.

– Ты хочешь сказать… чтобы я надела его сегодня вечером? – от этой мысли у меня перехватило дыхание.

– Оно теперь совсем твое. Я замотала головой.

– Это лучшее из твоих платьев! Я не могу его взять.

– Подумаешь, какая ерунда! Оно тебе пойдет. Особенно по цвету.

Она бросила платье мне, и я подхватила его на лету. Вряд ли нашлась бы женщина, которая не мечтала о таком наряде.

– Тебе надо поторопиться с подолом, – сказала Роза, – к тому же у меня получилось грубовато. – Она помялась. – А впрочем, все равно никто не заметит.

Я подняла подол и посмотрела на крупные неровные стежки, которыми Роза пыталась отдать дань шитью, а затем увидела крошечные бурые пятнышки засохшей крови – следы от ее уколотого пальца. Я бережно расправила шелковые складки, стараясь не думать, что это нечто вроде утешительного приза для проигравших. Но когда я взглянула на Розу, то поняла, что такая мысль была не более чем абсурдна; в ее Лице я не прочитала никакого коварства – желай она сделать вид, что утешает меня, это непременно проявилось бы если не в словах, то хотя бы в жесте. Вероятно, дело было в том, что Роза вполне спокойно относилась к факту собственной красоты и власти над мужским полом. Она не страдала от чувства вины по этому поводу, и вряд ли подарок имел какой-нибудь потайной смысл. Так я уговаривала себя, держа в руках эту изумительную вещь – самую зеленую в мире, как раз под цвет моих глаз и волос.

– Я… Я прямо не знаю, что сказать… Оно такое красивое, что…

Она оборвала меня на полуслове.

– Ну же, Эмми, тебе надо спешить! Нет времени на разговоры. Скоро они уже придут, а тебе надо подрубить подол, а потом еще помочь мне уложить волосы…

Мне на всю жизнь запомнился вечер, когда Ларри вернулся из своей первой поездки в Мельбурн. Такой радости и веселья не было потом уже никогда. В ту пору в нашу жизнь еще не ворвалась та самая разрушительная сила, которая впоследствии развела всех в разные стороны, а некоторых ввергла в тяжелые испытания.

Тогда наш смех был еще беззаботным и легким, а лица в отблесках костра светились дерзостью и жизнелюбием. Кажется, у нас в лагере собралось пол-Эврики – и все благодаря гостеприимству Кейт, которая привечала всякого, кто только решил заглянуть на огонек, услышав веселые голоса и звуки скрипки Джимми О'Рурке. Дэн очень гордился своими сыновьями и даже немного хвастался, когда выпивал, но никто не был на него за это в обиде. Он испытывал благоговейный трепет перед Ларри, ставшим практически главой этой большой семьи, и главное, никто не собирался оспаривать его лидерство. Кейт была счастлива видеть столько гостей у своего костра – для каждого нашлись и сидр, и виски, и ветчина. Она выглядела необычайно прекрасной в шелковом платье сливового цвета, которое было слишком шикарно даже для дублинской таверны.

Адам сидел по другую сторону костра, и я бросала в его сторону частые взгляды. От его серьезности не осталось и следа, и он от души смеялся вместе со всеми, как будто жил здесь уже давно. Рядом с ним сидел его кузен, Том Лангли, которого он нашел в баре одного из отелей. В честь такого случая кузен приоделся в шелковый галстук и жилетку, а также в прекрасные ботинки из мягкой кожи – самые лучшие из тех, что я когда-либо видела. Они не были похожи – Адам и Том. В результате различных браков кровь их общих предков смешалась у каждого по-своему. Темноволосый и кареглазый Том был красив более традиционной красотой, чем Адам. Ему исполнился двадцать один год, и по виду он был еще совсем мальчик, хотя и демонстрировал прекрасные, изысканные манеры. По акценту я могла бы причислить его к богатой клиентуре магазина в Лондоне – вероятно, он закончил хорошую английскую школу. В общем, если выражаться языком здешних старателей, он был «важной шишкой». Но несмотря на это, он с огромным удовольствием встретил наш скромный прием. Я обратила внимание, что он почти не отрывает взгляда от Розы. И Роза, в свою очередь, изучающе разглядывая Тома Лангли, нашла его весьма привлекательным и теперь повела игру на два фронта, в которой изрядно преуспела. Возможно, она собиралась лишь слегка подразнить Тома, чтобы показать Адаму силу своей власти, но Том сразу же попался так крепко, что теперь от него было уже трудно избавиться.