Зеленое золото - [32]

— Не хотелось бы мне оказаться в шкуре лесничего. Бедняга…

— Не стоит его жалеть. Самодовольный парнишка только и знает, что петушиться да хорохориться. Мужчины его не проучили, придется, видно, женщинам этим заняться.

Реммельгас едва удержался, чтоб не рассмеяться. Но в то же время залюбовался девушкой. Какой характер! Или она говорит так только за спиной? Почему-то эта мысль огорчила Реммельгаса, он потерял охоту продолжать беседу, и они молча кончили ужинать. Анне предоставила ему кровать в задней комнате, под простертыми орлиными крыльями.

— Я стесню вас…

— Нет-нет, эта кровать у нас всегда свободна. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Реммельгас раскрыл окно. В комнату ворвался свежий воздух, принесший запах сырой земли. Хотя ветра не было, лес все-таки тихо гудел, словно пел самому себе колыбельную. Перед окном промелькнуло что-то темное — летучие мыши вылетели на охоту. Далеко в лесу громко и пронзительно ухал филин, и это наводило тоску.

В другой комнате, скуля, заметалась выдра. Почти тотчас со двора вылетели Стрела и Молния и понеслись наперегонки к лесу.

Лесник Нугис вернулся домой. Реммельгас услышал, как загремели его сапоги, как Анне стукнула дверцей печки, как Михкель заворчал на резвящуюся Кирр. Отец и дочь обменялись скупыми замечаниями о прошедшем трудовом дне, и лишь после того как лесник покончил с едой и, закуривая трубку, чиркнул зажигалкой, Анне обронила как бы невзначай:

— У нас гость…

— Вот как?.. — протянул Михкель.

— Какой-то профессор по части жуков. — Анне так сильно негодовала на пришельца, что нарочно повысила голос для того, чтоб ее хорошо услышали и в соседней комнате.

— Тут… в Сурру?

— Он остановился в Мяннисалу. Ты же сам как-то говорил, что кто-то должен приехать? Заблудился, бедный… — Она опять насмешливо подчеркнула слово «заблудился».

— А ты и поверила… — начал Нугис и остановился. — Он сказал, что из Мяннисалу? — В голосе лесника уже слышалось волнение. — Да я только вчера виделся с тамошним объездчиком, и он мне ничего не сказал!

— Видно, сегодня приехал. Так или иначе, но теперь он у нас и я его отправила спать в ту комнату…

— Неужели?..

Больше всего развеселило Реммельгаса это «неужели». Жалко, что он не видит их лиц… Не подкрадывается ли старик к висящему на стене ружью?

— Дала какому-то бродяге заговорить себе зубы, — грубо проворчал Михкель, и после этого послышались его тяжелые шаги. Лесник и лесничий почти одновременно схватились за ручки двери, и один потянул ее, а другой толкнул.

— Добрый вечер! — сказал лесничий и протянул руку леснику.

— Здравствуйте, — буркнул Нугис, но руки не подал. Голос показался знакомым, но этот человек был так странно одет… Старик долго вглядывался, пока наконец узнал лесничего.

— Так это вы? — сказал он и подал руку.

— Я, — весело ответил Реммельгас. — Направился к вам в обход и попал в лесу под дождь. Ваша дочь позаботилась обо мне… на редкость любезно.

Анне подошла к ним. В конце концов натуралист был не таким уж противным человеком, только больно умничал. Пришел сюда важничать и поучать! За это стоило отчитать его хорошенько. Только вот его встреча с отцом показалась девушке странной, и она хмуро пробормотала:

— Ты знаком с этим натуралистом?

— Хорош натуралист!.. — ухмыльнулся лесник.

— Нет, я и натуралист. Сегодня я не напрасно барахтался в топях и продирался сквозь кусты: мне удалось пополнить свою коллекцию новым жуком. Во всяком случае я многому научился, собрал новые данные о границах полосы распространения вредителей. Помните, мы говорили об этом на собрании? Мы объявили войну короедам, сосновым долгоносикам, хвойкам, садовникам и другим ползающим и летающим врагам леса. Мы зададим им такого жару, что у них навек пропадет охота лакомиться в нашем лесу.

— Вы… вы новый лесничий? — произнесла Анне с запинкой.

Реммельгас ухмыльнулся. «Трепещи, терзайся! Тебе, наверно, не очень весело вспоминать все то, что ты выкладывала о лесничем».

— Да.

— Почему вы этого… сразу не сказали?

— Вы не дали мне такой возможности.

— Такая у нее манера — сразу набрасываться, — проворчал отец. — И кашлянуть не даст, не то что объяснить…

Положение было неловким для Анне, забавным для Реммельгаса. Девушка вытерла руки о передник, хотя в этом едва ли была нужда. Чувствуя себя виноватой, она пробормотала:

— Я, наверно, сказала что-нибудь такое… неуместное.

— О лесничем? Да ничего особенного, только назвали его ветрогоном и честолюбивым желторотым птенцом…

— Я прошу извинить меня… за слова. Но я не отказываюсь от того, что вы жестокий истребитель леса!

Не подождав, пока лесничий ответит, она накинула на плечи большой платок и выскочила из комнаты. Миг спустя послышалось, как стукнула дверь в хлеву и заржала лошадь…

Нугис как ни в чем не бывало пододвинул к Реммельгасу скамью, сел сам на другой ее край и протянул лесничему кисет, лежавший на столе. Лесничий подосадовал, сворачивая цигарку, подосадовал на самого себя. Нечего сказать, отколол номер. Является в чужой дом, разыгрывает из себя черную маску, вызывает замешательство и беспокойство, создает себе заклятых врагов… Девушка-то с характером, с ней нелегко помириться. Да и права она к тому же по всем статьям. Опять поссорился, будто вокруг видимо-невидимо друзей и доброжелателей. Вот старик с такой силой посасывает трубку, что самосад трещит вовсю в ее чашечке, выточенной из березового корня, а о чем это еще может говорить, как не о затаенной досаде? Можно предположить, что Михкель Нугис просто старый ворчун, которому неведомы добрые слова, ласковые взгляды, теплая улыбка, но стоит увидеть, как нежно он отстраняет выдру, влезшую к нему на плечо и с забавным ворчанием засунувшую голову под ворот пиджака, как в этом не остается больше ни капли уверенности.