Зелёная земля - [16]
сливочный и шоколадный
марципановый!
Раз пора – так что же, ладно…
не опаздывай.
Мы вослед тебе помашем,
кинем листьев горсть
и в стаканчике бумажном
похороним ос.
И – последний, канительный,
но уже не наш -
из соломинки коктейльной
понесётся марш.
Какие могут быть вопросы
по поводу стихов и прозы:
художник, перышком строча…
Но мы-то с вами понимаем,
что мир невнятен и туманен,
как речь ребёнка и ручья!
Я о ручье и о ребёнке,
о кротком соло на гребёнке
и просто обо всём таком,
что будоражит и щекочет
и губит самый строгий почерк
одним случайным завитком,
что, невзирая на усталость,
в нас с вами всё-таки осталось -
Кастальской песенкой ключа,
к чему давным-давно дорог нет,
но от чего уж точно вздрогнет
художник, перышком строча.
Пока крутилась колесом
метель в окне косом,
мне снился сон на пять персон -
не очень людный сон.
Там старый стол и старый стиль -
высокий стол и стиль,
и жизнь, тяжёлая не столь,
как чайных ложек сталь -
нет, мельхиор, нет, серебро,
гусиное перо…
О чём я, о какой поре
и о каком пере?
Период братства, Боже мой,
союз чего-то-там…
мечты, застигнутые тьмой
в пути, – привет мечтам,
привет словам из кисеи,
привет и вам сквозь сон,
персоны милые мои -
как, бишь, вас… пять персон!
Душа попала в рай – и с обожаньем,
навеки замирает на стезях
лубка с непостижимым содержаньем
и неземным названьем – «Во лузях»:
столетия чумные бороздях,
крестьяне размещаются и кони
на досточке лубка, как на иконе, -
в языковой пучине, во лузях.
В какие времена, в какие числа
грамматика была так зелена,
так вечна и настолько не исчезла,
что быстрый взгляд умел достать до дна, -
а там, на дне, смеялись имена
и сталкивались круглыми боками,
как рыбы с золотыми плавниками,
которых привлекает глубина!
Где? – Во лузях: по сердце погрузях
в зелёный мир языкового гула!
Привет, как жизнь? – Привет, как во лузях:
от зелени и смеха сводит скулы!
И чем ты ей, бедняге, ни грози,
а жизнь опять свежа и моложава,
и золота забытая держава,
и зелены заветные лузи…
2003
Тебе наобещают высокого туману,
тебе наобещают попутчика-провидца,
и книгу золотую, и в небе не разбиться,
и сердце на ладони, а ты не верь, не стану.
Душа – подросший даун с картинкою смешною, -
неважно, что таится за дедушкиным креслом!
Теперь не искушают ни девой, ни мошною,
а только смыслом, смыслом – напрасным, праздным смыслом.
Перед тобой на блюдце весёлый универсум -
простые элементы с пустыми именами,
привет родным и близким, и горе – иноверцам!.,
я не пойду за ними, ты не ходи за нами.
Они тебя погубят, и мы меня погубим,
все двойники дерутся на безымянных войнах,
и пожилое время несётся по ухабам -
и мелко скачут искры в колёсах деревянных.
Налей воды в корытце, насыпь пшена в поддончик -
зелёный попугайчик не хочет на свободу!
Он крыльями не машет, он треплет свой бубенчик,
он дурачок, он душка, не плачь, не плачь, не буду.
2003
Что сказать про жизнь простую -
неприметную, как воздух… -
хочешь – через запятую:
дождик, зонтик, медный гвоздик?
Всё прекрасно, всё годится -
жизнь полна перечислений:
чудо-юдо, чудо-птица,
день рожденья, день последний!
Распрощавшись с глупой точкой,
улыбнувшись на ходу ей,
я пойду бренчать цепочкой
бесконечной и бездумной:
скажем – чудное мгновенье,
ложка дёгтя, чашка чая…
Кто низал такие звенья,
знает, как тут всё случайно!
А когда не выйдет номер
и велят начать сначала,
я скажу, что – невиновен:
так цепочка набренчала.
Кажется, вечер был беден и тих:
где тут у Вас божество?
Смирна и ладан, а больше у них
не было ничего.
Ибо паломников путь суров:
хлеб с водой да звезда.
Ибо не надо тебе даров:
так ли, дитя? О да.
Ткани, каменья и прочий бред -
как с ними быть? Забудь:
всякое да означает нет,
если окончен путь.
Даже неважно, ты волхв или вол, -
вдумайся не спеша:
что это – запах душистых смол
или уже душа?
Впрочем, как ты бы ни находил,
что бы ни углядел,
дело курильниц или кадил -
прочих важнее дел.
Чтб тебе этого мира лесть,
если ты – превозмог?
Всё, что от нас остаётся здесь, -
сладкий такой дымок.
2001
И скажу я, вконец отчаясь
угадать, где моя судьба,
что одну золотую случайность
я опять приютил у себя:
это лопнула в бусах нитка
(здравствуй, бусинка, как дела?)
или просто нашлась монетка
возле коврика у стола,
или в образ сгустились тени
и послали мне свой привет -
и одно из моих хотений
превратилось, увы, в предмет.
Как бы ни было, чья-то милость
подала мне беспечный знак:
что-то с чем-то соединилось -
было эдак, а стало – так…
Я не знал, для чего содеян
этот мир в суете веков,
и всё плакал над совпаденьем
двух каких-нибудь пустяков.
Первая четверть
…а закрутим-ка колесо обозренья
и посмотрим-ка, что нас ожидает:
неужели уже и не подняться
даже с помощью силы центробежной?
Но небрежна центробежная сила -
и, как ветер подхватывает мусор,
нас не то чтоб подхватит, но захватит
вместе с прочим – случайно, по дороге.
И какой-нибудь бумажной обёрткой,
содержавшей совсем ещё недавно
шоколадку, а может быть, селёдку,
мы приклеимся к ободу и – ахнем:
дескать, даже бумажная обёртка
с шоколадки, а может быть, с селёдки
представляет известную ценность
с точки зренья сумасшедшей фортуны!
Впрочем… впрочем, почему бы и нет бы?
Там ведь тоже было множество бумажек -
Евгений Клюев — один из самых неординарных сегодняшних русскоязычных писателей, автор нашумевших романов.Но эта книга представляет особую грань его таланта и предназначена как взрослым, так и детям. Евгений Клюев, как Ганс Христиан Андерсен, живет в Дании и пишет замечательные сказки. Они полны поэзии и добра. Их смысл понятен ребенку, а тонкое иносказание тревожит зрелый ум. Все сказки, собранные в этой книге, публикуются впервые.
В самом начале автор обещает: «…обещаю не давать вам покоя, отдыха и умиротворения, я обещаю обманывать вас на каждом шагу, я обещаю так заморочить вам голову, что самые обыденные вещи станут загадочными и в конце концов непонятными, я обещаю завести вас во все тупики, которые встретятся по дороге, и, наконец, я обещаю вам крушение всех надежд и иллюзий, а также полное попирание Жизненного Опыта и Здравого Смысла». Каково? Вперед…Е. В. Клюев.
Сначала создается впечатление, что автор "Книги Теней" просто морочит читателю голову. По мере чтения это впечатление крепнет... пока читатель в конце концов не понимает, что ему и в самом деле просто морочат голову. Правда, к данному моменту голова заморочена уже настолько, что читатель перестает обращать на это внимание и начинает обращать внимание на другое."Книге теней" суждено было пролежать в папке больше десяти лет. Впервые ее напечатал питерский журнал "Постскриптум" в 1996 году, после чего роман выдвинули на премию Букера.
Это теоретико-литературоведческое исследование осуществлено на материале английского классического абсурда XIX в. – произведений основоположников литературного нонсенса Эдварда Лира и Льюиса Кэрролла. Используя литературу абсурда в качестве объекта исследования, автор предлагает широкую теоретическую концепцию, касающуюся фундаментальных вопросов литературного творчества в целом и важнейщих направлений развития литературного процесса.
В новый сборник стихов Евгения Клюева включено то, что было написано за годы, прошедшие после выхода поэтической книги «Зелёная земля». Писавшиеся на фоне романов «Андерманир штук» и «Translit» стихи, по собственному признанию автора, продолжали оставаться главным в его жизни.
Новый роман Евгения Клюева, подобно его прежним романам, превращает фантасмагорию в реальность и поднимает реальность до фантасмагории. Это роман, постоянно балансирующий на границе между чудом и трюком, текстом и жизнью, видимым и невидимым, прошлым и будущим. Роман, чьи сюжетные линии суть теряющиеся друг в друге миры: мир цирка, мир высокой науки, мир паранормальных явлений, мир мифов, слухов и сплетен. Роман, похожий на город, о котором он написан, – загадочный город Москва: город-палимпсест, город-мираж, город-греза.