Зеленая кровь - [56]

Мы проскочили переулок — столько лет здесь не был, забыл. Хлебников, почти не снижая скорости, развернулся на перекрестке, следом за нами такой же пируэт сделала «скорая», и мы подлетели к большому старому дому.

— Подожди меня здесь, — остановил я Хлебникова. — Врачей тоже задержи. Если он здесь, я вернусь.

Длинный звонок перебудил, разумеется, всех жильцов квартиры, долго не открывали. Потом кто-то, судя по голосу — женщина, спросил: «Вам кого?»

— Куницыных.

Загремел засов, щелкнул замок, дверь приоткрылась — на цепочке. Меня разглядывали. А время идет, идет…

Я решил выяснить сразу:

— Михаил Иванович дома?

— Нет, — ответила женщина. — Давно не видели. Но пройдите. Наташа-то точно дома.

Меня пропустили в прихожую — слава богу. Дверь в комнату Куницыных справа, со стеклянным витражом. Темно. Спят. Я постучал.

— Наташа!

— Кто?

Наташа. В голосе испуг. Неужели… Но куда он мог уехать?

Я не знал, как себя вести. Спросить о Михаиле прямо, «в лоб»? Невозможно. Эта новость ее убьет. Но как тогда выяснить?

Открылась дверь. Наташа — заспанная, с растрепанными волосами, в халате… Вот, оказывается, ты какой можешь быть…

— Ты? Так поздно?

— Прости, Наташа.

— Михаил? — Она обеими руками вцепилась в мое пальто. Халат раскрылся…

— Да нет, что ты! Просто вот увидел тебя, и все как-то перевернулось вдруг… Я ведь помнил о тебе все эти четырнадцать лет. Помнил, а зайти не решался. А вот сегодня увидел… Ты очень расстроена моим дурацким визитом?

Я медленно отступал к двери. Я ей говорил, говорил что-то… Пока она, уже у самой двери, не отпустила мое пальто. Вряд ли она что-нибудь поняла из моего бессвязного бормотания. Решила, наверное, что пьян.

Хлебников стоял у «скорой». Я подбежал, перевел дыхание:

— Нет его. Не появлялся.

Хлебников посмотрел на часы. Я тоже. Два часа тридцать минут. Если я с периодами митоза не ошибся… Опоздали. Одна надежда, что деление зеленых клеток без света затормозится. Но если он вздумал где-нибудь загорать… Куда он мог сбежать?

Издалека, от Советской площади, послышался вой еще одной сирены «скорой». Везут донорскую кровь. А вдруг он все же поехал на трамвае?

— Гриша, я однажды из института в это время ехал на трамвае. У них там какой-то дежурный вагон — всю ночь ходит.

— Ясно, — сказал Хлебников. И — в приспущенное стекло «скорой»: — От вас можно связаться со станцией? С вашим диспетчером?

Ему протянули трубку — от рации.

— Диспетчер? К вам не поступало сообщений о Куницыне? По нашим предположениям, он должен ехать от Экологического института до Советской площади на дежурном трамвае… Нет? А вы можете оповестить? Оповестили? Все бригады? Они знают, что надо делать? Это хорошо.

Подъехала вторая «скорая». Из нее выскочил врач. Подбежал к нам.

— Нашли?

Хлебников вернул трубку рации в машину и отрицательно покачал головой.

— Может, сообщить в милицию? — предложил я.

— Мы и так подняли тарарам на весь город, — раздраженно ответил Хлебников. — Еще не хватало милиции! В институте он, некуда ему больше податься. Если нет дома, значит, в институте. Поехали.

Он пошел к своей машине.

— Вы куда? — спросил врач со второй «скорой», молодой довольно, видел я его, кажется, однажды на станции — когда искал Михаила.

— Не знаю. Начальник решил возвращаться в институт. А вам, наверное, надо возвращаться на станцию.

— Ни в коем случае, — запротестовал врач. — Мы едем с вами.

— Ну что же, с нами так с нами. Отпустите хотя бы ту машину.

— Если мы понадобимся, диспетчер всегда имеет возможность вызвать нас по радио, — сказал врач первой «скорой» из кабины. — Едем, не будем терять время.

В это мгновение тяжелая парадная дверь хлопнула, выпуская на мороз полуодетую Наташу. Увидев, что я сажусь в машину, она побежала, крича;

— Саша! Ты обманул меня… Саша! Что с Михаилом? Саша…

— Закрой дверцу, — приказал Хлебников, трогая машину.

В заднее стекло я заметил, что ее подобрала вторая «скорая» — знали, видно, кто она. И вновь мы, разрывая ночную тишину города воем сирены, проскакивали перекрестки на любой свет и неслись по пустынным улицам на предельной скорости. Но теперь я уже не понимал, куда и зачем мы несемся сломя голову. А Хлебников, видимо, понимал. «Наше время, — любил повторять профессор Скорик, — отличается большим динамизмом потому, что слишком много людей почувствовали в себе способность увидеть цель». Хлебников эту цель видит даже более чем ясно. А Михаил… Тоже. К сожалению, и он слишком уж ясно видел свою цель. Феномен Бэрнета — Феннера…

— Как ты думаешь, симбиоз в гермокамере уже нарушился?

Я пожал плечами: до симбиоза ли?

— Что-то не предусмотрели, — продолжал Хлебников. — Я ведь говорил: дублеров нужно держать в полном составе, весь экипаж, в боксе. Весь эксперимент. Только в этом случае мы будем застрахованы от всяких неожиданностей. Ты в этом просчете тоже, между прочим, виноват. Хотя бы одного дублера мог держать в боксе.

И пошло-поехало.

Когда Хлебников начинает поучать, я чувствую, что мерзну. Странное состояние. Впрочем, то же самое я испытывал, когда меня поучал Сварог. Вся разница, что Сварог, поучая, учил, а Хлебников… Очередная стружка.

Холодно. Хоть бы печку включил. Но просить… Нет, ни о чем я больше не буду просить Хлебникова. Он все использует, даже эту мелочную просьбу включить в машине отопление, — использует. Все, что можно…