Зелёная кобыла - [64]

— Так, значит, завтра, — сказала Жюльетта, — господин Вальтье будет здесь в полвторого?

— Да нет, в три, никак не раньше. Они с твоим дядей отправятся из Сен-Маржлона после обеда.

— В полвторого, — снова повторила Жюльетта и покраснела. — Дядя написал нам вчера. Если хочешь, я зайду за тобой что-нибудь около часу.

Маргарита улыбнулась и взяла Жюльетту за талию.

— В первый раз ты зайдешь за мной, а? Когда мы ходили в школу, я поджидала тебя на дороге возле нашего дома, а если ты успевала пройти раньше, то ты клала камень у первой яблони. Но ты никогда не ждала меня…

Голос ее звучал ласково, и Жюльетта, с нежным изумлением глядя в смеющиеся глаза дочери Зефа, позволила ей притянуть себя к цветастому переднику.

— Бывало, когда мы возвращались из школы вдвоем, — шепнула Маргарита, — и шли по тропинке между изгородями, ты помнишь…

Ее щека коснулась щеки Жюльетты, она резко развела руки, пытаясь обнять ее за шею. Жюльетта, вспыхнув, чуть было не поддалась искушению, но все же оттолкнула Маргариту и удержала ее на расстоянии своими вытянутыми вперед смуглыми руками.

— Уже почти двенадцать часов. Смотри, опоздаешь.

Маргарита, хлопая ресницами, попыталась выдавить слезы, которые никак не хотели появляться. Она прошептала:

— Ладно, значит, договорились, ты заходишь за мной… по крайней мере у тебя будет предлог повидать Ноэля. Ты ведь любишь его?

Жюльетта опустила руки и сделала вид, что уходит.

— Ну-ну, мне-то можешь сказать это, — настаивала Маргарита. — Любишь.

— А ты любишь Вальтье?

Дочь Зефа засмеялась:

— О! Это разные вещи. Ты же знаешь, кто я такая, да и мать твоя только что обо мне высказалась без обиняков…

Приподняв юбки, она показала на свои прозрачные чулки и тонкое кружево панталон, захохотала еще громче и добавила:

— Но только, поверь мне, я не жалуюсь.

Жюльетта с матерью проводили ее взглядом, и как раз в тот момент, когда она скрылась за поворотом дороги, во двор вошел Оноре. Алексис помог Гюставу и Клотильде загнать в хлев коров. Жюльетта с озабоченным видом рассказала отцу о визите Маргариты.

— Никогда не видела такой наглой девки, — прокомментировала Аделаида. — Ты бы только послушал, как она разговаривала с нами, что за манера вертеть людьми! Наверное, они с тех пор, как письмо Фердинана попало к ним в руки, думают, что им уже все позволено…

— Ну она-то, скорее всего, ничего не знает, — сказал Оноре. — Я бы удивился, если бы Зеф, с его-то осторожностью, ей все рассказал.

— Похоже, что она все-таки знает… Пусть Жюльетта тебе скажет, как она меня тут обзывала.

— Ну конечно, она знает, — подтвердила Жюльетта. — И доказательство тому, как она меня расспрашивала, что я собираюсь делать с Ноэлем, да еще с таким видом, будто приказывала мне… В общем, тут не может быть никаких сомнений. Письмо у них, и они этим пользуются.

Одуэн яростно покусывал кончики усов, бормоча невнятные угрозы. Подошла Клотильда с братьями, и они стали очень заинтересованно следить за беседой.

— Они пользуются тем, что Эрнест уехал, — коварно заметил Алексис, — и что никто больше не сможет им ничего сказать.

Отец опустил на него свой грозный взгляд, который заставил Алексиса попятиться назад, но тут Клотильда непринужденно сообщила:

— Папа, а Тентен Малоре пытался сейчас дотронуться до меня под платьем.

Аделаида издала крик ужаса. Малышку окружили, и она повторила:

— Он попытался до меня дотронуться.

— Это правда, Гюстав? — взревел отец. — Да скажи же ты!

— Я не знаю, — запинаясь, сказал Гюстав, лицо которого приняло растерянное выражение. — Я не видел. Это возможно, но я не видел…

Он почувствовал, что его ответ всех разочаровал, и поспешно добавил:

— Хотя я бы не удивился. Тентен, он такой… Он нисколько не стесняется, снимает штаны перед девочками, и уж тут-то я могу подтвердить, что это я видел.

Последнее обвинение можно было бы с таким же основанием высказать в адрес абсолютно всех деревенских сорванцов, включая и самого Гюстава, но тут оно было встречено ропотом гнева. Аделаида обняла девочку и сказала, что отныне она больше никогда не пойдет на луг. Клотильда, не ожидавшая подобной реакции матери, попыталась было взять свое заявление обратно, но та потащила ее в кухню, заглушая ее слова шумом своего голоса.

Одуэн стоял неподвижно, сжав твердые кулаки и бросая хищные взгляды на сожженную солнцем равнину. Жюльетта подошла к нему и произнесла вполголоса:

— Я сказала Маргарите, что зайду за ней завтра в час, чтобы привести ее сюда в полвторого.

Соображения кобылы

Деревня Клакбю насчитывала девяносто пять дворов. Здесь жили Дюры, Коранпо, Русселье, Одуэны, Малоре, Меслоны… Ну да не буду всех перечислять. Ненависть либо дружба между семьями пользовались для своего обоснования различными предлогами: противоборством интересов, политическими убеждениями, отношением к религии. В действительности же они покоились прежде всего на той или иной чувственной предрасположенности. И клакбюкский кюре прекрасно понимал это. В проводимой им политике спасения душ он уделял много внимания любовному настрою семей, подразделяя их для себя на три категории, а именно: на тех, кто отличался совсем не католическим пристрастием к любовным мечтаниям и усладам; такие семьи были потеряны для церкви, а лучшие их представители, даже если они и обладали великой набожностью, все равно несли в себе угрозу религии. Другие, напротив, предавались неправедным плотским утехам с той должной скромностью, каковую внушает страх перед Богом; то были смятенные семьи, которые он малыми усилиями удерживал на истинном пути; их члены, несомые благим течением, могли, почти ничем не рискуя, пускаться в самые тягчайшие грехи: что бы они ни совершили, оказывалось всего лишь проступками. И наконец, между этими двумя полюсами, в разной степени тяготея к тому или другому по них, располагались колеблющиеся семьи, то есть такие, у которых жизнь шла то так, то сяк, которые впадали в искушение, потом спохватывались, а потом снова грешили; таких семей в деревне было больше всего, и им требовалось неустанное попечение священника.