Зелень. Трава. Благодать - [96]

Во главе стола отец Альминде с трудом продирается через молитву и обещает оторвать яйца тем, кто разбил окно в церкви. Свидетель невнятно мусолит длинный тост и завершает его громким выкриком Иглз. Мод Джеймс вырывает у него микрофон и говорит, обращаясь к Джинни, что она ее очень любит, а все мужики козлы, кроме ее отца и новоиспеченного зятя. Эйс и Джинни целуются каждый раз, как кто-нибудь за столом постучит по стенке стакана. Марджи Мерфи сидит на коленях у Бобби Джеймса: они кормят друг дружку с вилки.

Джинни и Эйс танцуют вдвоем под «Sunshine on My Shoulder». Они крепко прижались друг к другу и плавно кружатся в танце, не обращая внимания на толпу народу, который смотрит на них со всех сторон, улыбается, тычет пальцами, подбегает к ним с фотоаппаратами и каждые две секунды ослепляет вспышками. Постепенно к ним присоединяется вся свита. Бобби Джеймс сосется с Марджи Мерфи. Миссис Джеймс сначала дважды велит им прекратить, затем попросту оттаскивает Бобби Джеймса за руку.

Теперь Эйс танцует со своей мамашей под «We’ve Only Just Begun». Мамаша носит подплечники, у нее сиськи нулевого размера, вставная челюсть и лицо настолько вытянутое, что кажется, будто кончик подбородка отстоит от некачественной химзавивки не меньше чем на фут. В какой-то момент она случайно зацепляется вставной челюстью за лацкан его пиджака, с невозмутимым видом запихивает ее обратно в рот и продолжает танцевать, будто ничего не случилось. Вот это, бля, я понимаю, профи.

Мистер Джеймс танцует с Джинни под старую кантри-песенку (название вылетело у меня из головы). С люстр на пол плавно падает искрящийся дождь и блестящим ковром остается лежать у ног танцующих. Музыка замолкает: из колонок доносится один лишь звук бьющегося сердца. Джинни с отцом продолжают танцевать в этом ритме. Мистер О’Дрейн плачет за столом. Миссис О’Дрейн делает вид, что ничего не происходит, достает из сумочки пудреницу с зеркальцем и принимается исследовать свое лицо на предмет наличия на нем толстенного слоя румян, которыми она всегда штукатурится, чтобы скрыть шрамы. Грейс курит и пытается нацепить соответствующую сурово-невозмутимую мину. Из раненых сердец наружу торчат почти видимые стрелы. Сесилия жжет взглядом дырку на лице у Фрэнсиса Младшего, но тот все равно ее игнорирует. Он блуждает глазами по залу, раз его взгляд ненадолго задерживается на Донне Куни, сидящей за другим столом, а затем на Стивене, который тут же поворачивается к нему спиной и исчезает на кухне. На секунду меня разом охреначивает тоской по башке и по сердцу от всего, что я вижу. Люди застревают в дрянном, Богом забытом месте, постепенно перестают бороться и в конечном итоге смиряются с тем, чего уже не в силах изменить. Они хоронят весь свет своей любви под грудой упущенных шансов, потерянного времени и тупого упрямства и не замечают, как понемногу утекает сквозь пальцы вся их жизнь. Но так дальше продолжаться не будет. Не будет так ни со мной, ни с теми, кого я люблю. Все это дерьмо прекратится сегодня раз и навсегда. Сегодня я хочу показать, хочу показать им всем: нужно говорить людям, которых любишь, что ты их любишь здесь и сейчас. И нельзя, бля, медлить ни секунды. И если они не поймут этого сегодня, то я обрушу тысячи геморроев на их рыхлые задницы. Вот он я, уже замер в нижней боевой стойке, готовый использовать всю мощь Косого Рубящего Удара Тухи против невежд и упрямцев.

Сели, встали. Танцевать несложно — главное, чтобы песня была хорошая. Поэтому под плохие мы не танцуем — все очень просто. Ради более эффективной борьбы с плохими песнями мы перетащили стулья поближе к танцполу, чтобы было где посидеть и остыть, пока играют что-нибудь стрёмное, а потом быстро вскочить и снова начать отрываться под настоящую музыку. В данный момент диджей гоняет «Нокеу Рокеу». Плохая песня, очень плохая. Так что можно спокойно сидеть и смотреть, как взрослые трясут жирными задницами: жирная задница вперед — жирная задница назад — жирная задница вперед — поворот — и все сначала. Следом ставят «Thriller» Майкла Джексона, и мы вскакиваем танцевать. «The Bristol Stomp» Довеллз снова усаживает нас на место. Потом «This Old Heart of Mine» Изли Бразерз — мы опять вскакиваем. «Rock This Town» Стрэй Кэтс — со стоном сели. «YMCA» Виллидж Пипл — встали. «Macho Man», те же самые Виллидж Пипл — сели. «Tears of a Clown» Смоуки Робинсон вместе с Мираклз — встали.

Арчи с Сес танцуют брэйкданс. Они держатся за руки на отлете друг от друга, изображая волны. Затем она раскручивает его в кресле, а он тем временем делает механические движения руками и шеей, изображая робота. Гарри Карран демонстрирует нечто среднее между танцем и аэробикой: два касания ступней вытянутыми пальцами рук, одно круговое вращение тазобедренным поясом или просто жопой, два каратистских удара ногой, два вращения жопой, теперь два раза «марионетка» и три заключительных жоповращения; и дальше все по новой в том же порядке, причем все это не снимая болтающихся под брюками грузиков на лодыжках. В своих запотевших от духоты очках Гарри Карран — вылитый Джеймс Браун, только белый, очкастый, стригущий газоны и ссуживающий деньги, или, еще лучше, Ричард Симмонс без завивки — это уж, бля, как вам больше нравится. Бобби Джеймс с Марджи Мерфи танцуют танец под названием «Поцелуй меня взасос». Никогда не слышали о таком? Про них лучше вообще забыть; не удивлюсь, если она уже беременна. Мы с Грейс танцуем хоть и рядом, но не вместе, оставляя друг другу достаточно места, чтобы повыделываться. Грейс, которая ходит на балетные танцы в «Танцуй или умри», дала полную волю своему звериному инстинкту балерины, и теперь ее не может остановить даже диско. Она крутится юлой, снося окружающих, и ясно дает всем понять, что она здесь единственный грациозный лебедь, и если кто будет мешать ее танцу, того она сразу покалечит, так что все быстро от винта.