Здрасьте, я ваша тетя - 2 (с половиной) - [20]

- Тетушка, а зачем Вам гримироваться? – воззвал ей вслед Чарли, держась за голову. К счастью для него, донна Роза этого уже не слышала.

За пять минут до начала представления.

В гримерную ввалились все участники джаз-банды во главе с солистом группы «Попусом». Все, за исключением Чарли и Джекки. Впрочем, спустя полминуты их за шиворот втащил в гримерную директор театра.

- Эти негодяи облевали всю администраторскую, - возмущенно заявил он. – Это ни в какие рамки не лезет! Мало того, что заставили меня отменить концерт Великого Шаляпина, так еще и заменили его невесть чем! Невесть кем, тьфу! А моя репутация? Надеюсь, что ваш симфонический оркестр «Видроу Красски» достоин хотя бы одного процента славы великого тенора! Иначе я буду обесчещен!

- Пошел вон! – заявил пришедший в себя Чарли.

- Да, пшел! – согласился с ним Джекки. – Ваша девичья честь недостойна этих ста тысяч! За такие деньги можно стерпеть даже прилюдное лечение геморроя на сцене!

- Эй, как там тебя, - решил , наконец, вмешаться Бабс. – После третьего звонка все двери должны быть закрыты до конца представления!

- Это невозможно! – заявил директор театра, дико вращая глазами. – А вдруг пожар?

- За сто тысяч можно будет отстроить новый театр, мерзавец, - заявила донна Роза. – Убирайся отсюда и гляди, чтобы все было как договорились, или клянусь памятью дона Педро, ты всю оставшуюся жизнь будешь зарабатывать на пропитание прилюдным лечением этого самого, как его?

- Геморроя, - услужливо подсказал жене сэр Френсис, болезненно при этом поморщившись.

- Это невозможно! – еще раз воскликнул побледневший директор, но тут же добавил, - А вообще-то мне насрать, можете даже этот, как его геморрой, показывать, - директор преобразился на глазах. – Прошу меня простить, леди и джентльмены, мне пора идти, - величественно заявил он, и, поспешно удаляясь, добавил, - Столько дел, столько дел!

- Говорят, что он выступал на подмостках в качестве актера, - нарушил тишину Чарли Уэйком, взъерошенный, как и Джекки Чесней, от душа холодной воды, выпущенного на них директором из бутафорского огнетушителя, оказавшегося, правда, не таким уж и бутафорским, а искусно замаскированным сифоном с газированной водой. – И вообще, это просто безобразие! Обливать человека холодной водой только за то, что его три раза стошнило! – с пафосом возмутился мистер Уэйком.

Все с улыбкой выслушали это замечание. Все, кроме мистера Джекки Чеснея и его папаши, сочувственно покачавших головой.

- Так, всем заткнуться, слушать сюда! – взял инициативу в свои руки Бабс. – Кто на чем будет играть, все помнят? А где мое ведро с краской? А гитара?

- На сцене, - после непродолжительного молчания ответил мистер Джекки Чесней, поправляя свои мокрые после холодного душа волосы.

- А что мы будем играть? – уточнил сэр Френсис, вытянувшись по струнке.

- Да, сэр, как мы будем выступать без репетиции? – поинтересовался Брассет.

- Да, а как мы будем танцевать без этой, как его репетиции? – повторили вслед дворецкому Энни и Бетти.

- Очень просто, каждый играет, танцует и поет как умеет. Зрители, конечно, сначала охренеют, но самое главное произвести нужное впечатление, чтобы все были в отпаде.

- Боже, простонал Чарли Уэйком. – Да нас всех изобьют!

- Кстати, - продолжал неумолимый Бабс. – Мистер Уэйком должен был сочинить стихи для моей песни.

Все с интересом посмотрели на Чарли.

- Я, я, я, забыл, - признался тот, ковыряя носком ботинка паркет.

- Ну что же, буду петь с листа, - заявил Бабс и принялся выталкивать всех на сцену.

Зрелище, которое предстало зрителям, поразило всех до глубины души. Толпа, состоящая из семейства Чеснеев, мистера Уэйкома и Брассета, разбрелась по сцене в поисках инструментов. Разодетый как павлин в гавайскую рубаху сэр Френсис являл собой разительный контраст с изрядно потрепанными смокингами его сына и Чарли Уэйкома, прическу которых можно было охарактеризовать как патлы, торчащие в разные стороны.

Одеяние донны Розы, напоминало по ее мнению, платье цыганки, а по мнению всех остальных наряд старой ведьмы. Во что были облачены Энни и Бетти было трудно разобрать, поскольку ядовито-желтые краски на фоне коричневых полос их платьев или их подобий, оттеняли глупые улыбки на их лицах. Единственным исключением был Брассет, одетый с иголочки в костюм палача. Венчал шествие, раздававший всем пинки главный солист группы, одетый в черный смокинг с бабочкой и чепчик. Вдобавок, вместо брюк на Бабсе красовались шорты, открывавшие всему миру кривые, волосатые, но достаточно крепко сбитые ноги. На лысоватой голове вместо цилиндра весело топорщился детский чепчик, завязанный морским узлом под подбородком.

Пока все зрители в удивлении пялились на «Шаляпина», остальные участники джаз-банды расхватали инструменты. Бабс оглядел свою «труппу», поправил гитару на своем животе и, дав сигнал к игре пинком в барабан, оставшийся ничейным, затренькал кривыми пальцами по струнам. Первым, догадался, что это значит, мистер Джекки Чесней, обрушивший на клавиши пианино свои трясущиеся руки. Пианино издало глубокий протяжный стон, напомнивший всем голос старого унитаза в последней степени расхлябанности. Спохватившийся Чарли схватил бесхозный барабан и принялся выбивать из него звуки при помощи бейсбольной биты. При первых звуках барабана, от которых у зрителей сразу же заложило уши, очнулся и сэр Френсис, принявшийся строгать смычком контрабас, собираясь перепилить его пополам. Донна Роза, Энни и Бетти бесхитростно накинули на себя обручи и принялись крутить их, громко вскрикивая, когда вихляющиеся обода бессильно падали на пол. Сквозь эту ужасающую для тонких ценителей классической музыки какофонию, нестройно пробивалось тренькание гитары Бабса. Словно придя в себя, Брассет суматошно схватил саксофон и выдал из него пронзительный дребезжащий звук, от которого у всех по спине пробежали мурашки. Его следующая попытка выдуть что-нибудь приличное и вовсе закончилась крахом. Непокорный инструмент издал настолько неприличный звук, что ползала покраснело от стыда. Вдохновенно вздохнув, покрасневший как рак дворецкий, зажмурил глаза и продолжил в том же духе. Его поддержали остальные, окончательно заглушая негромкие звуки гитары. Эта прелюдия продолжалась около трех минут, пока, наконец, от звуков барабана не рухнула вниз, прямо на зрителей, тяжелая чугунная люстра. От неожиданности оркестр замолк. Тишину заполнили новые звуки – крики и стоны пострадавших.