Здоровое общество. Догмат о Христе - [11]

Любовь составляет один из аспектов того, что я назвал продуктивной ориентацией: активная и творческая связь человека со своим ближним, с самим собой и с природой. В области мышления продуктивная ориентация выражается в разумном постижении мира. В области действий эта ориентация выражается в созидательном труде, прототипом которого являются искусство и ремесло. В области чувств она проявляется в любви, т. е. в переживании единения с другим человеком, со всеми людьми и природой при условии сохранения чувства собственной целостности и независимости. В переживании любви имеет место парадоксальное явление, когда двое образуют одно целое, оставаясь в то же время двумя отдельными людьми. В этом смысле любовь никогда не ограничивается одним человеком. Если я могу любить только одного человека и никого другого, если любовь к нему усиливает мою отчуждённость и отдаляет от других, то какие бы узы ни связывали меня с этим человеком, моё отношение к нему не есть любовь. Словами «Я люблю тебя» я говорю: «Я люблю в тебе всё человечество, всё живое; я люблю в тебе и себя самого». Любовь к себе в этом смысле противоположна эгоизму, который фактически представляет собой всепоглощающую сосредоточенность на самом себе, возникающую вследствие недостатка подлинной любви к себе и служащую её заменой. Как это ни парадоксально, любовь делает меня более независимым, потому что благодаря ей я становлюсь сильнее и счастливее, и в то же время она настолько объединяет меня с любимым человеком в одно целое, что порой создаётся впечатление утраты индивидуальности. В любви я испытываю ощущение: «я — это ты», где «ты» — любимый человек, первый встречный, всё живое. В переживании любви заключена высшая форма ответа на проблему человеческого бытия, оно является залогом душевного здоровья.

Продуктивная любовь всегда предполагает целый комплекс отношений: заботу, ответственность, уважение и знание³⁸. Если я люблю человека, я забочусь о нём, т. е. проявляю активную заинтересованность в его развитии и счастье, а не пассивно наблюдаю. Я чувствую свою ответственность; это значит, я отзываюсь на его нужды — и на те, которые он может выразить, и ещё больше на те, которые он не может или не хочет обнаруживать. Я уважаю его; это означает, что я воспринимаю его объективно, таким, какой он есть, и моё представление о нём не искажено моими желаниями и опасениями. Я знаю его, я проник сквозь поверхность к самой сердцевине его существа, и моя привязанность к нему исходит из сердцевины, из глубины (в отличие от внешней стороны) моей натуры³⁹.

Продуктивную любовь к равным себе можно назвать братской любовью. В материнской любви (по-еврейски: rachamim от rechem — утроба) отношения между матерью и ребёнком носят характер неравенства: ребёнок беспомощен и зависим от матери. Чтобы развиваться, он должен становиться всё более независимым, пока, наконец, совсем не перестанет нуждаться в матери. Поэтому отношения матери и ребёнка парадоксальны и в определённом смысле трагичны. Они требуют от матери самой сильной любви, но именно эта любовь должна помочь ребёнку вырасти и отделиться от матери, стать полностью независимым. Любой матери легко любить ребёнка, пока не начался этот процесс отделения, но любить ребёнка, и при этом позволить ему уйти, и хотеть отпустить его — с этой задачей большинство не в силах справиться.

В эротической любви (греч. eros, еврейское ahawa от корня, означающего «накал») заключено другое побуждение — стремление к слиянию и единству с другим человеком. В то время как братская любовь распространяется на всех людей, а материнская обращена к ребёнку и всем тем, кто нуждается в нашей помощи, эротическая любовь направлена на одного человека, обычно другого пола, слияние и единство с которым нам желанны. Эротическая любовь начинается с разделённости и заканчивается единством; материнская любовь начинается единством и ведёт к разъединению. Если бы потребность в слиянии реализовалась в материнской любви, это означало бы гибель ребёнка как самостоятельного существа, так как ребёнку нужно отделиться от матери, а не остаться связанным с ней. Если эротической любви недостаёт любви братской и ею движет только стремление к соединению, то это — сексуальное желание без любви или извращение, которое мы находим в садистских и мазохистских формах «любви».

Полностью понять потребность человека в причастности к чему-то мы сможем только в том случае, если учтём последствия, к которым ведёт неудача в достижении любого вида приобщённости, и поймём, что означает нарциссизм. Единственная реальность, которую может ощущать младенец, — это его тело и потребности — физиологические, а также потребность в тепле и любви. У него ещё нет переживания Я, отдельного от Ты. Он всё ещё пребывает в состоянии единства с миром, но это — единство, предшествующее пробуждению у него чувства индивидуальности и реализма. Внешний мир существует только как определённое количество еды и тепла, необходимое для удовлетворения его потребностей, а не как нечто (некто), узнаваемое реалистически и объективно. Фрейд назвал такую ориентацию «первичным нарциссизмом». При нормальном развитии состояние нарциссизма понемногу преодолевается благодаря всё большему осознанию окружающей действительности и, соответственно, всё большему осознанию Я, отличного от Ты. Это изменение происходит сначала на уровне чувственного восприятия, когда люди и предметы воспринимаются как разные и отделённые друг от друга объекты, — такое узнавание закладывает основу, на которой может развиваться речь; называние вещей предполагает узнавание их в качестве индивидуальных и отдельных объектов