Здесь покоится Дэниел Тейт - [15]

Я поглаживал пальцами фальшивую родинку на руке, размышляя о том, что же делать дальше. Эта штука и была-то у меня всего пару дней, а нервная привычка уже успела закрепиться. Родинка упоминалась в объявлении о пропаже Дэниела Тейта, поэтому в ночь перед приездом Патрика и Лекс в Ванкувер я сделал себе такую же. На мысль меня натолкнула любительская татуировка Такера. Я стянул коричневый маркер и английскую булавку из ящика с принадлежностями для рукоделия в комнате отдыха и целый час проторчал в туалетной кабинке, втирая чернила в кожу, а потом почти всю ночь прижимал к руке лед, тоже стянутый из настенной аптечки в кухне, чтобы сошла краснота и припухлость. Получилось на удивление натурально, если не слишком приглядываться, а никто пока что и не приглядывался, даже Патрик.

Мне ни за что не выдержать эту роль до конца.

Выход быть только один: сделать то, что и намеревался делать с самого начала. Бежать. Пока эмоциональное потрясение у Тейтов не схлынуло, и они не догадались, что я самозванец. Правда, теперь я в чужой стране, где все незнакомое, зато хотя бы тепло. Денег у меня при себе ни цента, и искать меня будут, но ничего, бывало хуже.

Я вернулся в комнату Дэниела и стал рыться в своем рюкзаке. Достал бейсбольную карточку, которую хранил в потайном отделении, и сунул в карман. Больше ничего стоящего в рюкзаке все равно не было, так что, можно считать, собрался.

При первой же возможности сбегу.

* * *

Я подумывал, не уйти ли прямо сейчас, но быстро отмел эту идею. Я в огромном закрытом пригороде за воротами – можно сказать, в шикарной тюрьме. До ближайшего выхода пара километров, и Тейты наверняка заметят, что я исчез, раньше, чем я до этого выхода доберусь. До сих пор я изображал Дэниела достаточно убедительно – продержусь еще несколько часов, а может быть, и дней. На миг мне захотелось просто запереться в комнате до тех пор, пока не настанет подходящее время для побега, но это выглядело бы слишком подозрительно. Поэтому я глубоко вздохнул и пошел искать остальных. Спустился в прихожую и дальше уже шел на голоса, доносившиеся из глубины дома. Подойдя совсем близко, по привычке остановился и заглянул в комнату из-за угла, украдкой, чтобы выяснить сначала, что там происходит. Мельком разглядел силуэт Патрика, стоявшего у кухонного стола.

– …Иметь терпение, – говорил он. – Он не тот, каким ты его помнишь. Он уже другой человек, и в памяти у него многое не сохранилось. Он даже нас почти не помнит. Доктор сказал не вынуждать его вспоминать или рассказывать о том, что случилось, пока он сам не дозреет. С ним нужно вести себя как обычно, хорошо?

– А почему он нас не помнит? – послышался голосок Миа.

– Это трудно объяснить, детка, – сказала Лекс. – Пока его не было, с ним случилось много плохого, и теперь его мозг… ну… защищает его, что ли. Скрывает от него воспоминания.

– А что случилось с Дэнни? – спросила Миа.

Послышался скрип стула, и Патрик сказал:

– Мама, подожди…

– Я не буду это слушать…

Джессика стремительно свернула за угол. Налетела на меня и отшатнулась. На лице у нее был ужас.

Она знает. Я вдруг четко это понял.

Но она не закричала и не стала набрасываться на меня с обвинениями.

– Прости, – сказала она. – Я… Прости.

Она побежала наверх, Патрик – за ней, а Лекс – за Патриком.

– Мама! – кричал Патрик ей вслед. – Мама!

– Я сама, – сказала Лекс и убежала по лестнице за Джессикой, прыгая через ступеньку.

Патрик повернулся ко мне, и, когда он увидел мое лицо, недовольное выражение сменилось озабоченным. Должно быть, по мне было видно, что я готов броситься наутек.

– Эй, все хорошо?

Где-то наверху хлопнула дверь. В кухне зазвонил телефон.

– Я… – Загони панику поглубже. Играй свою роль. – Она не рада, что я вернулся, – проговорил я. Кажется, я подпустил достаточно жалобную нотку в голосе, чтобы он растрогался и в порыве чувств не заметил, что я не его брат.

– Нет-нет, – проговорил он с совершенно убитым видом – на такой эффект я даже не рассчитывал. – Дело не в этом, Дэнни. Просто… – Телефон все звонил. Патрик бросил взгляд за спину, на кухню – Николас и Миа все еще сидели там. – Николас, ты не мог бы взять трубку, пожалуйста?

Он положил мне руку на плечо и повел по коридору в гостиную. Там опустился на диван, выглядевший так, как будто на нем уже много лет никто не сидел, и я сел рядом с ним.

– Послушай, тебе нужно кое-что знать о маме. Она уже не та, какой ты ее помнишь. Это началось после самоубийства моего отца, но ты еще маленький тогда был, вряд ли запомнил.

Я постарался скрыть удивление. Я и не знал, что отец Лекс и Патрика покончил с собой. Вообще не знал, что он умер.

– Они уже несколько лет были в разводе, но все равно близко общались, поэтому для нее это был тяжелый удар, – продолжал Патрик. – Потом, не прошло и года, как ты пропал, и она совсем расклеилась. Несколько месяцев почти не вставала с постели. Наконец обратилась в реабилитационную клинику, и какое-то время дела шли получше, но потом твой отец попал в тюрьму, они развелись, и опять все стало плохо.

Я кивал и мысленно записывал все детали. Патрик избавил меня от долгих поисков информации.