Здесь начинается Африка - [20]

Впечатление «палатки» создается благодаря обнаженности конструкции — деревянных перекрытий, наклонных отвесов стен[9], странного вида распорок — и вместе с тем подчеркнутой строгости внутреннего убранства — примитивных светлых стульев, скромного алтаря, вырубленного из цельного куска белого каррарского мрамора (весом около 6 тонн) в виде простого стола. Со сдержанными тонами интерьера контрастируют красочные, декоративные витражи, принадлежащие художнику Г. Мартен-Гранелю, но и они подчинены общему замыслу создателей собора. Так, сочетание деревянных распорок за алтарем с левым боковым витражом под названием «Руки Господни», по мысли авторов, символизирует руки Христа, устраняющие на земле все противоречия. Здесь же расположены витражи «Агнец с окровавленным сердцем», «Рыба», «Голубь», обозначающие любовь Христа к человечеству, христианство и святой дух. Голубой, красный и темно-зеленый цвета, подчеркнутые искусственным освещением, в сочетании с естественным дневным светом, несомненно, производят большое эмоциональное воздействие.

Католическим соборам свойственно привлекать в свои интерьеры раритеты древнего искусства, истории, археологии. В Сакре-Кёр не без гордости обращают ваше внимание на деревянную композицию о младенце-Христе, приобретенную в середине XIX века в Тироле, и особенно на древнюю мозаику, расположенную напротив одного из входов. Это больших размеров мозаичное панно, датированное 324 годом, принадлежало первой базилике древнеримского города Каструм-Тигитанум (в годы французского колониализма — Орлеанвиль, ныне — Эль-Аснам). Образ церкви, представленной на нем в виде лабиринта, относится к эпохе донатистов, когда истинной признавалась только та христианская церковь, путь к которой вел через лабиринт искуплений. В центральном квадрате мозаики (каждая его сторона символизирует страну света) расположены буквы, которые, как бы их ни читать — слева, справа, сверху или снизу, — составляют слова «Sancta ecclesia» («Святая церковь»).

Тот, кто с интересом воспринимает архитектуру Алжира, обычно поражается странному сходству собора Сакре-Кёр с таким утилитарным сооружением, как огромный резервуар для воды около поселка Бумердес (бывш. Роше-Нуар) в 55 километрах от города; изящный и стройный силуэт этой башни виден издалека. В самом деле, те же знакомые очертания, та же легкость пространственных конструкций, те же выступающие ребра; только бетону внешне здесь придана видимость каменной кладки. Оказывается, ничего удивительного. Наряду с архитектором Бонфуа создателем этого резервуара был снова Рене Саржер.

Внимательно всматриваясь в контуры собора Сакре-Кёр, постепенно начинаешь ощущать некоторые знакомые черты, известное влияние и при Определенных сопоставлениях приходишь к имени архитектора, в течение долгих лет творившего в колониальном Алжире. Это Ш. Э. Ле Корбюзье. Уверовав к 30-м годам XX века, что Алжир действительно является «вторым городом Франции», французы задумали большой план его реконструкции. Ле Корбюзье становится членом комиссии по планировке Алжира и пытается провести в жизнь различные положения своей урбанистической теории — удалить дома от земли и поставить их на сваи, освободив, таким образом, площадь под сваями для движения, построить весь город характерными террасами, используя естественные уклоны и выступы, рассчитать взаимосвязь первых этажей со стволами близрастущих деревьев, определить протяженность и размещение оконных проемов в зависимости от условий солнечного освещения в разные часы дня, применить новые строительные материалы, распространить в строительстве систему «солнцерезов» («lе brise-soleil»), то есть архитектурных помех для проникновения прямых солнечных лучей — ребер, выступающих по фасаду, глубоких лоджий, покатостей и т. д. Именно этими методами архитектор проектировал Барселону, Марсель, Рио-де-Жанейро. Он хотел придать городу определенный порядок, вписать его более точно в естественные рамки и, таким образом, добиться слияния архитектуры и природы с учетом климата и местных особенностей. На свободных землях района Мустафа он хотел разместить тот «Лучезарный город», о создании которого мечтал всю свою жизнь, во имя того, чтобы «солнце, пространство и зелень» стали достоянием всего городского населения. Он пишет книгу — «Поэзия об Алжире».

Двенадцать лет провел здесь Ле Корбюзье, сделав за это время с группой молодых архитекторов семь генеральных планов реконструкции города. Ни одному из них не удалось воплотиться в жизнь, так же, впрочем, как и многим другим идеям великого архитектора. Планы эти демонстрировались на многочисленных выставках, обсуждались крупнейшими архитекторами мира и вызвали страшный испуг у французских правителей, увидевших в проектах Ле Корбюзье якобы угрозу полного уничтожения города. А город, действительно, в основной своей части был уже застроен. Застроен бездумно и хаотично. Ему удалось возвести лишь одно здание — оно выглядело, как небоскреб, и называлось тогда «15-й Бастион», потому что в нем все помещения были защищены от ветра и от солнца (1938 год). Позднее архитекторы поражались, что строительство это было осуществлено еще за двадцать лет до сооружения Дворца ЮНЕСКО в Париже, где при всем старании такой защиты добиться не удалось.