«Здесь было НТВ», ТВ-6, ТВС и другие истории - [4]
Надо заметить, что актер так вжился в роль, что по окончании карьеры в программе «Итого» изготовил визитную карточку, на которой был изображен флаг России и, без лишних подробностей, красовались фамилия, имя и отчество. Его до сих пор узнают на улицах. Некоторые справляются о политических перспективах.
…Так вот, в феврале 1999 года мы снимали приезд Виктора Семеновича на ферму. Это была пародия на типовой выезд областного руководителя в народ: Ельцов вышел из машины, дежурный холуй накинул ему на плечи белый халат – и «федотовский глава» пошел в коровник. По дороге с деловым видом пощупал комбикорм. При встрече с народом пообещал поддерживать отечественного производителя. Все по сценарию.
Сюжет вышел в эфир – и мы о нем забыли. Ровно на год.
А через год, в феврале 2000-го, на другую ферму приехал будущий президент России. Он вышел из машины, кто-то набросил ему на плечи белый халат – и Путин в окружении местного начальства двинулся навстречу селянам…
Мы смотрели это в новостях, сидя в Останкине.
– О, – сказала Лена Карцева, режиссер «Итого». – Смотрите. Прямо как наш Ельцов.
Тут будущий президент Путин свернул с дороги, подошел к тележке с комбикормом и начал с задумчивым видом мацать эту дрянь руками. Мы рухнули на пол со стульев. Когда будущий президент России заговорил о поддержке отечественного производителя, мы, икая от смеха, уже рылись в кассетах.
Параллельная склейка дала обратный эффект: стало уже не до смеха.
Смешно, когда пародия похожа на оригинал. Но каким надо быть оригиналом, чтобы дословно соответствовать пародии, сделанной за год до этого?
Когда в феврале 97-го мне представили будущего режиссера «Итого» Елену Карцеву, я, признаться, немного скис – жизненный опыт заставлял меня скептически относиться к профессиональным способностям интересных блондинок. Лена оказалась исключением. Впрочем, в политике, за пять лет работы со мной, Карцева лучше разбираться не стала. Разбирается она в ней по-прежнему – совершенно по-женски. Посмотрит, бывало, на какого-нибудь судьбоносного дядьку в мониторе, спросит: это кто? Только начнешь объяснять, а Лена сморщит носик и голосом Аси Бякиной скажет: ну да, я же вижу, такая гадость.
А к красоте рядом с собой, в рабочее время, я не то чтобы привык, но – смирился. Впрочем, всему есть пределы, и редактору Морозовой, например, было категорически запрещено приходить на работу в короткой юбке.
Я не талиб, но и не слепой же. А мне программу писать надо.
Натерпелся я и от профессионализма редактора Морозовой: с ударениями у меня не сложилось с детства, и падежи употребляю по интуиции, а редактор Морозова в засаде посидит, дождется, пока я свой уровень культуры обнаружу, да прилюдно и опозорит. Зато потом улыбнется так, что все простишь.
А главный среди моих бойцов невидимого фронта – Сергей Феоктистов. Похожий на большого, умного и ученого кота, он – шеф-редактор программы. Сия должность означает безотлучную жизнь в информационном потоке, но это как раз могут многие. А Феоктистов умеет вот что: взять два несмешных по отдельности факта – и соединить их, как щелочь с водой. Чтобы зашипело и дало бурную смеховую реакцию.
Сергей был соавтором моих текстов, зачастую – их автором в большей степени, чем я сам. Он создавал голевые моменты – мне оставалось только подставить голову…
По образованию Феоктистов – синолог, то бишь специалист по Китаю, где и проработал пять лет корреспондентом «Маяка». Из тех краев Феоктистов вывез собаку по имени Пыр-Пыр и философское отношение к жизни. Наконец, он знает китайскую грамоту! Это всякий раз наполняет мое сердце священным трепетом: до встречи с Феоктистовым я был убежден, что китайцы нас разыгрывают, и прочесть это в принципе невозможно. А наш ученый шеф читал в подлиннике Конфуция, хотя для общения с нами, убогими, ограничивается цитатником Мао – тоже в подлиннике, разумеется… За пять лет совместной работы один афоризм Великого Кормчего я выучил наизусть: ибу ибуди дадао муди. «Шаг за шагом дойдем до цели». Чем, собственно, и занимаемся.
Рассказывать про «поэта-правдоруба» большого смысла не имеет – кто ж не знает старика Иртеньева? Игорь Моисеевич – живой классик, чьи строки с середины восьмидесятых уходят в народ безымянно, что есть высшая форма признания.
Не с первого раза удалось мне подсадить моего старшего друга на телевизионную иглу: поначалу от политической поденщины Иртеньев отказывался. Гордый питомец муз, он не то чтобы брезговал заказом – но полагал, что не сможет писать «на скорость», сохраняя уровень, к которому уже успел приучить своих читателей.
А условия иртеньевской работы были, действительно, довольно жесткими: в среду получи тему, а к утру в четверг – вынь да положь стихотворение. Что Игорь и делал четыре года напролет. Перед тем как по телефону, мрачным голосом, прочесть мне «программный продукт», Иртеньев обычно предупреждал, что стих получился смешной, и чаще всего не ошибался.
