«Здесь было НТВ», ТВ-6, ТВС и другие истории - [14]

Но были и другие отказы.

– Не обижайтесь, Витя, – сказал мне один замечательный музыкант. – Я не подпишу. Я ничего не боюсь, я клал на них и при советской власти… Но я только-только выбил в Кремле стипендии для студентов; если я подпишу, они перекроют мне кислород.

Чудесная актриса из ныне независимой балтийской страны, в прошлом звезда союзного значения, с нежным акцентом объяснила, что в случае подписания письма они просто не продлят ей российскую визу и сорвут гастроли.

Кто такие эти загадочные «они», разъяснил мне пожилой писатель, безукоризненный человек, гордость и совесть нации. Он просил у меня прощения и грозился встать на колени, чего я, клянусь, не перенес бы, потому что всю свою жизнь обожал его и буду обожать.

– Вы же знаете, – говорил писатель, – у меня благотворительный фонд…

Он помогал тяжелобольным детям. Его лицо было пропуском в самые высокие кабинеты, его имя открывало финансирование – и какие-то крохи с федерального стола перепадали несчастным…

– Витя! – сказал писатель. – Если моя фамилия появится под этим письмом, все эти стальевичи-павлиновичи перестанут снимать трубку. Я просто ни до кого не дозвонюсь… Все держится только на моем имени. Простите меня…

Мне не за что прощать пожилого писателя. Я люблю его по-прежнему. Впрочем, может быть, и он, и музыкант, и актриса – ошибались? Может быть, никто не стал бы сводить с ними счеты за симпатию к оппозиционной телекомпании?

Допустим.

Но почему-то все трое – мудрые, знающие жизнь люди – были твердо уверены, что первые лица города и страны, все эти стальевичи-павлиновичи, не моргнув глазом, оставят всенародно любимую актрису – без гастролей, студентов – без стипендии, а тяжелобольных детей – без финансирования, что в конкретном случае означало бы смерть.

Почему же лучшие люди страны были так в этом уверены?

Старый анекдот: пессимист говорит, что стакан полупустой – оптимист замечает, что он наполовину полон… И пессимист, и оптимист жили во мне в те дни, попеременно дергая за рукав и шепча: «Вот, я же тебе говорил!»

На митинг в поддержку НТВ вышло в Москве около тридцати тысяч человек. Почти столько же вышло в Санкт-Петербурге. Пессимист тут же припомнил: когда чешское правительство попыталось «наехать» на тамошнюю независимую телекомпанию, в маленькой Праге на улицы вышли не десятки, а сотни тысяч граждан. Оптимист, в ответ на разницу в цифрах, только счастливо улыбнулся – тому, что счет свободных людей в России уже идет на десятки тысяч.

Я давно не видел таких хороших лиц. Не чета персонажам моих программ, они напомнили нам, ради кого мы бьемся, прорвали душное ощущение бессмысленности, избавили от мелочных сомнений. Я задышал спокойнее и свободнее.

Двух многотысячных демонстраций в поддержку НТВ власть позволила себе просто не заметить. Обыски, суды, допросы и выемки стали буднями телекомпании. «Нас опять выемали», – печально сообщал Паша Лобков, к тому времени еще не полностью переключившийся на растительную жизнь. В коридорах НТВ царило лихорадочное веселье. Мы понимали, что доживаем последние дни.

Доживали мы их не без сумасшедшинки. Наш восьмой «энтэвэшный» этаж по-прежнему был обклеен цветными постерами, посредством которых глава «НТВ-дизайна» Семен Левин сообщал миру о своих очередных победах на международных конкурсах теле-дизайна. Остановиться Семен Михайлович не мог.

Последний постер, появившийся в дни, когда компания уже лежала в руинах, гласил: «Мы опять всех сделали!»

Не буду писать о том, что видели все: об открытом (пожалуй, что чересчур) собрании коллектива НТВ на передаче «Глас народа», о коридорах НТВ, ставших местом действия первого, до всякого «застеколья», реалти-шоу (мы ждали судебных приставов – и показ пустых коридоров в прямом эфире давал оглушительные рейтинги). О ночной передаче «Антропология», где это «застеколье» достигло высшей точки. Мы жили в те дни, по точному определению Лизы Листовой, «кишками наружу», и я до сих пор не могу набраться мужества, чтобы взять кассеты и посмотреть, как это было.

А было, конечно же, нервно и тоскливо.

Расколом коллектива власть занималась давно, а в марте-апреле 2001 это стало, кажется, главным видом деятельности для многих специалистов. Наступление шло по всему фронту, с кнутом и пряничками. Кому-то хватало задушевной беседы за ужином в «Пенте» или «Мариотт-отеле»; в качестве формы работы с людьми покрепче предпочтение отдавалось легкой уголовщине. Нас шантажировали, на нас клеветали, нам давили на психику.

Нас покупали – в нищей стране деньги на это находились легко (в случае согласия на уход с НТВ долги по журналистским кредитам гасились, а зарплаты, наоборот, прибавлялись. И Центр общественных связей Генпрокуратуры почему-то забывал об этом сообщить).

Матпомощью дело не ограничивалось: для желающих выйти из игры подыскивались красивые оправдания. Помогали сформулировать красивую публичную позицию – чтобы сдача выглядела эстетично и даже мужественно.

Но помогать с формулировками нужно людям заурядным – талантливые справлялись сами.

Вечером шестого апреля в Интернете появилось открытое письмо Парфенова об уходе с НТВ. Этот одинокий интеллектуал не мог больше участвовать в нашей массовой пошлости – собраниях и демонстрациях… Фальшь ранила его тонко организованную душу. Душа была организована столь тонко, что Леонид, слова никому не говоря, с заранее написанным письмом тихо свалил в сторону редакции газеты «КоммерсантЪ».