Зазнобы августейшего маньяка - [40]

Александра влюбилась в Ники с первого взгляда. Великий князь ответил взаимностью со второго. В сердце его царила Фанни. Но она находилась далеко, и неизвестно кому в этот момент она дарила свои ласки. Фанни была блондинкой, и после неё Ники нравились только женщины с этим цветом волос. А Александра была брюнеткой. Но дарёному коню в зубы не смотрят.

В конце концов, случилось то, что обыкновенно бывает в подобных ситуациях.

Адъютант его императорского высочества князь Ухтомский застал парочку на софе в позе, неприличной для столь воспитанных особ.

После этого главный охранник великого князя до конца жизни читал себя круглым дураком. А тогда, в первые часы после неприятного открытия, он послал донос на высочайшее имя. В нём Ухтомский возлагал вину на себя и Александру Демидову. Красавицу он характеризовал как интриганку, затеявшую этот роман ради корысти. Следующим шагом с её стороны может быть шантаж.

Из Санкт-Петербурга незамедлительно ответили: красавицу гнать вон!

Ухтомский попытался это сделать. Но опоздал: Александра ждала от Ники ребёнка.

Романовы рвали и метали, а Ники смеялся: «Будут знать меня!»

Тогда решили гнать от Демидовой великого князя. Николая Константиновича в сопровождении Ухтомского отправили на Украину, в уездный городишко Умань Черкасской губернии. В этом медвежьем углу, полагал Петербург, у анфан террибль (ужасного ребёнка по-французски) не будет соблазнов для психики в виде роскошных женщин и разлагающей атмосферы юга.

Тем временем Демидова начала массированную атаку на императора и его семью. Она забрасывала их письмами, в которых, по словам Михаила Греческого, «настоятельно требовала, чтобы её привезли к его высочеству великому князю Николаю, дали ей ухаживать за ним и позволили узаконить ожидаемого ею от его высочества ребёнка. И в каждом письме не уставала она повторять, что великий князь Николай ни в чём не виновен и совершенно здоров».

Письма привели к тому, что в Умань послали Балинского для освидетельствования состояния душевного здоровья великого князя. Профессор привёз Николаю Константиновичу оригинальный подарок: только что вышедшие на Западе мемуары Фанни Лир.

Ники начал читать их со страхом. Фанни слишком много знала. Он боялся, что любимая приведёт факты, которые плохо отразятся на его нынешнем положении и будущем. Однако по мере ознакомления с текстом лицо его светлело. И снова слово его биографу:

«Великий князь, писала она, — само совершенство. Единственный его недостаток — клептомания. Ну что ж, это не самый великий грех. Ники любит взять, что плохо лежит. Но делает это он совершенно невольно, нечаянно, как говорят французы — мальгре люи. Порой его высочество и у неё, Фанни, подворовывал безделушки. Она, к счастью, велела вернуть их ей, потому что дорожила ими, и, когда их высочество нечаянно, мальгре люи, унёс их, ей очень их недоставало. И старые иконы из молельни Мраморного дворца он вынес вопреки себе, поневоле, от этой своей клептомании. Брильянты из оклада матушкиной иконы украл, конечно, его высочество, но не почему-нибудь, а всё потому же, что его высочество — клептоман. А уж под конец Фанниной с ним любви чужие драгоценности и вовсе просто-таки сыпались у него из карманов.

О миллионе, о террористах, о Перовской не было ни слова. Ни слова также и о корнете Савине. Ни о том, что собирался великий князь везти Фанни в Париж, чтобы там тайно обвенчаться с ней.

Дочитав роман, Ники усмехнулся обычной своей усмешкой. И то сказать, изобразила его Фанни вполне привлекательным. Ники в её романе — рыцарь, ничуть не злодей, но с небольшим, и, пожалуй, даже интересным недостатком. А зато и государеву семейству, и папа с маман, и двору, и полиции досталось от госпожи сочинительницы по первое число!»

По поводу мемуаров Балинский сообщил интересный факт. Фанни собиралась опубликовать их в Париже. Находившиеся там русские агенты сообщили об этом в Санкт-Петербург. Правительство России потребовало от правительства Франции запретить публикацию мемуаров авантюристки, как порочащие честь и достоинство Романовых. А также выслать её из пределов Франции. Французские власти пошли навстречу царю. Фанни Лир пришлось перебраться в Бельгию. Там же её воспоминания и вышли из печати.

Балинский отрицательно характеризовал Демидову, с которой, правда, лично не был знаком. Представление о ней он, по-видимому, составил из депеш Ухтомского в столицу. Никин надзиратель презрительно называл её «сестрой милосердия» и возмущался тем, что она не делает тайны из своих «хитросплетённых маневров».

Ухтомский также писал, имея в виду беременность Александры: «Имя её любовников легион, а потому пускай она докажет, который из них виновник в новом произрастании сорной травы… Буде эта дама света станет чего-нибудь домогаться от Царского Дома, то права её не отличаются, по-моему, нисколько от тех, которые имеют жёлтые билеты».

Николай Константинович признался психиатру, что не всё ему нравится в Демидовой. Но он так одинок. «Все отвернулись от него, а она нет. Она внимала ему, утешала, поддерживала. Увы, только до поры. Потом она повела себя недостойно, неблаговоспитанно, излишне навязчиво, что правда, то правда.