Заживо погребенный - [44]
— И за сколько бы вы могли ее сбагрить? — бормотнул Прайам.
— А что? Не буду от вас скрывать, — ответил мистер Оксфорд, — да вот, пожалуй, что и за пару тысяч. Она, конечно, размера не то чтобы большого, но это один из самых лучших Фарлов, какие есть в природе.
— Я бы продал, — пролепетал Прайам едва слышно.
— Продали бы, а? Что ж, очень возможно, вы и правы. Вот ведь меня какой вопрос волнует: а вдруг вот-вот объявится другой художник, который такие вещи будет делать лучше даже, чем сам Фарл? По-моему, такая возможность не исключена. Объявляется умнейший, знаете ли, ловкий малый, и подделывает Фарла так, что только такие люди, как вы, мэтр, ну, может быть, как я, заметят разницу. Такую работу можно ведь великолепнейшим образом подделать, была бы ловкость рук, а, как по-вашему?
— О чем вы? — спросил Фарл, похолодев.
— Ну, мало ли, — загадочно ответил мистер Оксфорд, — всякое бывает. Можно подделать стиль, и затопить рынок полотнами, в общем и целом, буквально как у Фарла. Долгое время никто и в ус не будет дуть, ну, а потом — полное смятенье в публике и обвал цен, как результат. И самая-то прелесть в чем? А в том, что публике, ей от всего этого ни горячо, ни холодно. Потому что ведь подделка, которую никто не может отличить от оригинала, она, конечно, и не хуже оригинала, вот ведь как. Понимаете? Тут же такие колоссальные возможности, если, конечно, кто-то их сумеет ухватить! Вот почему я почти готов последовать вашему совету и продать своего последнего Фарла.
Он улыбался все более и более интимно. Взгляд его что-то такое в себе таил. Будто что-то такое внушал Прайаму, что не выразишь словами. На ясном лице было выражение, присущее в подобных случаях подобным лицам, и в нем читалось: мы-то мол с вами знаем, что не существует ни добра, ни худа, — по крайней мере, многие вещи, которые обычный раб условностей считает злом, на самом-то деле суть добро. Так Прайам истолковал это выражение лица.
«Вот грязный негодяй, он ведь хочет, чтоб я для него подделывал самого себя! — подумал Прайам, скрывая вдруг накатившую ярость, — он с самого начала знал, что никакой нет разницы между тем, что я ему продал, и тем, что у него уже висит. Намекает, дрянь, на то, что мы поладим. А до сих пор играл со мною в кошки-мышки!»
Вслух он сказал:
— Не знаю, могу ли вообще вам что-нибудь советовать. Я не умею продавать картины, мистер Оксфорд.
Это было сказано таким враждебным тоном, который должен бы навек лишить мистера Оксфорда дара речи, но нет, нисколько не лишил. Мистер Оксфорд вильнул, как конькобежец, выделывающий новую петлю, и начал разливаться о достоинствах пейзажа Вольтерры. Он разобрал его по косточкам, притом так тонко, верно, будто картина сейчас у него перед глазами. Прайам подивился этой точности. «А понимает кое-что, подлец!» — мрачно размышлял Прайам.
— Вы не находите, что я тут перехваливаю, а, cher maître? — заключил мистер Оксфорд, улыбаясь.
— Слегка, — сказал Прайам.
Если б только он мог убежать! Но он не мог. Мистер Оксфорд его буквально загнал в угол. Никакой надежды на избавление! К тому ж он толстый, ему за пятьдесят.
— А-а! Так я и знал, что вы это скажете! А теперь — не будете ли вы так добреньки, не сообщите ли, в какой период вы её писали? — спросил мистер Оксфорд, эдак небрежно, но так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.
Вот она, развязка, вот куда мистер Оксфорд все время гнул! Все время зубастая улыбка мистера Оксфорда скрывала знание о том, кто такой Прайам!
Глава X
Тайна
— О чем вы толкуете? — спросил Прайам Фарл. Но вопрос прозвучал неубедительно, с таким же успехом он мог сказать: «Я знаю, о чем вы толкуете, и отдал бы миллион фунтов, ну, около того, чтобы мне только провалиться сквозь этот пол». Несколько минут тому назад он готов был отдать пятьсот фунтов, ну, около того, чтоб просто отсюда убежать. Теперь он уже хотел, чтобы с ним произошло чудо Мэсклина[17]. Вселенная как будто рушилась вокруг Прайама Фарла.
Мистер Оксфорд все улыбался, правда так, как когда вы сдерживаете дыханье на пари. Вы чувствуете, что силы ваши на исходе.
— Вы Прайам Фарл, правильно? — тихо, очень тихо спросил мистер Оксфорд.
— С чего вы взяли, что я Прайам Фарл?
— Я считаю, что вы Прайам Фарл, потому что вы написали ту картину, которую я купил у вас сегодня утром, а я уверен, что никто кроме Прайама Фарла написать ее не мог.
— Значит, вы с самого утра со мной играли в кошки-мышки?
— Ну, зачем же так, cher maître, — шепотом урезонивал его мистер Оксфорд, — просто должен же я был нащупать почву. Прайам Фарл, считается, похоронен в Вестминстерском аббатстве, естественно, я это знаю. Но лично для меня наличие в природе картины «Главная улица Патни», притом явно только что написанной, абсолютно точно доказывает, что он отнюдь не похоронен в Вестмистерском аббатстве, а живет себе и поживает. Непонятная вещь, поразительная вещь, как могла произойти столь дикая ошибка на похоронах, совершенно поразительная вещь, и влечет за собой самые немыслимые последствия! Но это дело не мое. Естественно, для того, что произошло, были какие-то солидные причины! Меня это не волнует, меня это не касается — то есть профессионально не касается. Просто я заявляю, когда вижу картину, на которой еще краска не обсохла: «Эта картина написана таким-то художником. Я эксперт, тут я ставлю на карту свою репутацию». И, пожалуйста, только не надо мне рассказывать, что данный художник умер несколько лет тому назад и с национальными почестями похоронен в Вестминстерском аббатстве. Не надо. Не может такого быть. Я эксперт. И если факты о смерти и похоронах не вяжутся с моими выводами об авторстве картины, так я вам скажу: тем хуже для фактов. Я скажу: ну, значит… э-э… произошло какое-то недоразумение насчет… э-э… трупов. Ну как, cher maître, как вам мое рассуждение? — мистер Оксфорд легонько барабанил пальцами по столу.
Роман известного английского писателя Арнольда Беннета (1867–1931) «Повесть о старых женщинах» описывает жизнь сестер Бейнс и окружающих их людей. Однако более всего писателя интересует связь их судеб с социальными сдвигами в развитии общества.
На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.
Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.
«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.
В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Джордж Гроссмит (1847–1912) — яркий комический актер, автор и исполнитель весьма популярных в свое время скетчей и песен, автор либретто многих оперетт. Его младший брат, Уидон Гроссмит (1854–1919) — талантливый карикатурист, драматург и тоже одаренный актер. Творческая судьба братьев была вполне счастливой. Но поистине всемирной славой они обязаны своему «Дневнику незначительного лица», вышедшему в 1892 году и снабженному остроумными иллюстрациями мистера Уидона Гроссмита. «Дневник» давным-давно занял прочное место в списках мировой классики, не говоря уже о лучших образцах английской юмористической прозы.