Зазеркалье Петербурга - [45]
Всего через несколько месяцев безумно влюбленные друг в друга Мария и Алик (которого она переименовала в Сашу, как бы отрезая от прошлой жизни), находясь на очередных гастролях, уже писали письма своим супругам с сообщениями о разрыве.
Менакер переехал в Москву к Марии. Через пару лет он станет отцом второй раз – Мария родит сына Андрея (в будущем одного из самых известных артистов СССР – Андрея Миронова). Пара проживет вместе всю жизнь, до старости работая в дуэте в собственном «Театре двух актеров».
С новой и, как оказалось на этот раз, настоящей любовью в сердце, но и с тоской покидал Алик любимый Ленинград, светлую мансарду и маленького сына Кирилла с Ириной.
Этот дом, однако, еще сведет под одной крышей двух сыновей Алика! Москвич Андрей Миронов и ленинградец Кирилл Ласкари, братья по отцу с разницей в пять лет, с детства тесно общались. Кирилл, оставшийся жить в этой самой мансарде, часто принимал здесь своих лучших друзей – Владимира Высоцкого, Андрея Миронова и поэта Куклина, так описавшего посетителей двухкомнатной квартирки:
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.
Егорова Т.Н. Андрей Миронов и Я: роман-исповедь. М., 2010.
Куклин Л.В. Диалог: стихотворения разных лет. М., 1988.
Поюровский Б.М. Андрей Миронов: сб. воспоминаний. М., 1998.
Поюровский Б.М. Андрей Миронов глазами друзей. М., 2000.
Поюровский Б.М. Мария Миронова. Александр Менакер… В своем репертуаре. М., 2011.
Цыбульский М. Владимир Высоцкий в Ленинграде. СПб.: Студия НП-Принт, 2013.
Доходный дом Струбинского
(1880 г., архитектор А.В. Иванов; ул. Жуковского, 6)
«Пятница, 9 марта[149] [1917]. В городе беспорядки. Завтра у нас званый вечер, и мать боится, что разведут мосты, что Сергей Алексеевич и Юлия Михайловна не смогут приехать с Каменноостровского и что из кондитерской Иванова не пришлют мороженое. Мне это впопыхах тоже кажется катастрофой, но внезапно я оказываюсь в совершенно другом измерении, и мне открывается иной мир: мир, где нет ни Юлии Михайловны, ни кондитерской Иванова, мир, где гремит Россия, где идут с красными флагами, где наступает праздник…
Гости съехались к десяти часам вечера, их было около тридцати. Я любила всегда, и до сих пор люблю, чужое веселье. Впервые мне было позволено остаться до конца, то есть до пяти часов утра, и я слышала, как Волевач, сопрано Мариинской оперы, пела „Лакме“, и видела, как танцевали модный танец танго. Все было так далеко от меня и все-таки так интересно, как и теперь бывает, когда кругом танцуют или пьют чужие люди, почти так же интересно, как когда пьют и танцуют свои».
Улица Жуковского, 6
Такими были званые вечера в этом доме на улице Жуковского, где провела детство будущая писательница и будущая жена Владислава Ходасевича, Нина Берберова. Революцию она встретила здесь шестнадцатилетней, и это был ее последний год в этом доме.
Она – не единственный примечательный подросток в этих стенах. Когда улица Жуковского еще называлась Малой Итальянской, в этом же доме, разминувшись с Ниной на 10 лет, встречал свой двенадцатый день рождения будущий поэт Осип Мандельштам. Здесь его отец, купец 1-й гильдии и мастер перчаточного дела, держал кожевенную лавку, при которой и жила семья.
В начале 1920-х годов Берберова и Мандельштам снова, на этот раз по-настоящему, не разминувшись, встретятся под одной крышей в «сумасшедшем корабле» – главном послереволюционном месте обитания литераторов Петрограда, в Доме Искусств на Невском.
После этой «общей крыши» их пути разойдутся навсегда. Мандельштама ждет один из типичных вариантов судьбы писателя в СССР – скитания, лишения и лагеря, а Берберову – один из типичных вариантов судьбы писателя в эмиграции: Париж, лишения, но свобода.
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996. Берберова Н. Курсив мой: автобиография. М.: АСТ, 2010. Весь Петербург. 1901, 1902 гг. Весь Петроград. 1917 г. Русские писатели и поэты: краткий биографический словарь. М., 2000.
Особняк Штемберга
(1898 г., архитектор Э.Ф. Виррих; Каменноостровский пр., 5)
«Утром 9-го января, как только я встал, я увидел, что на улице по Каменноостровскому проспекту шла большая толпа рабочих с хоругвями, образами и флагами; между ними много женщин и детей, а кроме того, много из любопытных.
Как только эта толпа, или вернее процессия, прошла, я поднялся к себе на балкон, с которого виден Троицкий мост, куда рабочие направлялись.
Не успел я подняться на балкон, как услышал выстрел и мимо меня пролетело несколько пуль. Не прошло и десяти минут, как значительная толпа народа хлынула обратно по Каменноостровскому проспекту, причем многие несли раненых и убитых, взрослых и детей»[150].
С этого самом балкона в «кровавое воскресенье» 1905 года наблюдал за разгоном забастовки рабочих и началом Первой русской революции 56-летний бывший министр финансов Сергей Витте. Заметила ли процессия влиятельного государственного деятеля, телефонный звонок которого мог бы защитить их от дальнейшей стрельбы? Видимо, нет, так как она шла через мост прямо к Зимнему дворцу. Зато Максим Горький уже через несколько часов звонил в эти двери. Не застав на месте министра внутренних дел, Горький снарядил депутацию в дом Витте, чтобы просить поговорить с императором. Витте же, хоть и занимал должность председателя Комитета министров, был у Николая II в немилости и предпочел в дела забастовщиков не вмешиваться.
