Зазеркалье Петербурга - [43]
Вечером… дядя… ядовито издевался над синими книжками, при помощи которых Марта Нобель подкармливает рабочих, уволенных Людвигом и Густавом Нобелями… „Воистину, правая рука не ведает, что творит левая!“…
Веселую… молоденькую Настю я… очень любил. Глядя, как она ловко моет пол у моего дивана… я напал на свою мысль – почему нас не водят гулять, хотя мы здоровы?..
Настя, убирая волнистые волосы со лба, ответила мне без замедления:
– Гулять теперь никак нельзя, Левочка! По всем улицам генералы на моторах ездят и народ из пулеметов бьют… Теперь из ворот на панель выйти, и то страшно…»[141].
Именно к этому дому подъезжало ландо миллионерши-благотворительницы Марты Нобель в революционный 1905 год. Здесь жил тогда будущий писатель, 5-летний Лев Успенский с родителями.
Благотворительность 24-летней Марты, кормившей забастовщиков машиностроительного завода собственных братьев, которых они же и отдавали под арест за остановку производства, выглядит странной только на первый взгляд. Многие образованные дворяне, наследники состояний, особенно молодые, оставаясь верны императору, видели необходимость перемен.
Отец Льва Успенского Василий имел чин надворного советника и получал от государя ордена, которые, не ценил, небрежно разбрасывая по всей квартире, а мать-дворянка Наталья, прячась от прислуги, помогала эсерам и хранила запрещенную литературу. Именно к ней и пришла Марта с талонами на еду для нуждающихся.
Нобели не были столь радикальны, как Успенские. Богатейшие нефтепромышленники и машиностроители России были лояльны власти, давшей им русское подданство и простор для деятельности. Но, имея на заводах тысячи рабочих, они понимали причины забастовок – 13-часовой рабочий день «на износ», отсутствие нормального жилья, питания, медицинской помощи. Для своих шахтеров Нобели ввели 9-часовой рабочий день и улучшенные условия труда в ущерб бизнесу (так как по закону не были обязаны этого делать и их конкуренты на такие уступки не шли). Забастовки 1905 года были предсказуемы для всех, кто мог представить себя в шкуре рабочего, и для Нобелей в том числе.
Марта, Людвиг, Густав представляли молодое поколение Нобелей, уже допущенных к состоянию семьи, часть которого они через Марту (она отвечала за благотворительность) отдавали же притесненным беднякам.
Поднимаясь с талонами на еду по лестнице этого дома, Марта, скорее всего, встречала его хозяев, не упустивших бы случай поздороваться с важной гостьей, тем более, что они разделяли общие ценности, – купец Иван Квашнин и его жена Вера тоже были благотворителями (правда, помогали не социалистам, а церковному приходу).
Квашнин держал москательные лавки (товары бытовой химии) и владел двумя доходными домами по соседству (ул. Академика Лебедева, 9; тогда она называлась Нижегородской) и домом № 9 на Лесном (тогда – Нюстадская, 7). Пожив в первом, к 1905 году он с женой и восьмью детьми (старшему было 17) переехал сюда. Возможно, в тот опасный год гулять их тоже не пускали, как и их соседа Леву.
Аксельрод В.И., Гусева А.В. Вокруг Финляндского вокзала: путеводитель по Выборгской стороне. М., 2013.
Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.
Банк Н. Л.В. Успенский: критико-биографический очерк. Л., 1969.
Мешкунов B.C. Нобель-Олейникова – женщина-врач в России // Нобелистика. Науковедение. Информатика: материалы междунар. конф. Тамбов, 1999.
Нобель, Людвиг Эмануилович // Справочная книга о лицах С.-Петербургского купечества и других званий… СПб., 1888.
Успенский Л. Записки старого петербуржца. Л., 1990.
Успенский Лев Васильевич // БСЭ. Т. 27.
Янгфельдт Б. Шведские пути в Санкт-Петербург. М., 2003.
Доходный дом Трусевича
(1912 г., архитектор А.А. Оль; Аптекарский пр., 6 / ул. Профессора Попова, 4)[142]
«Наша квартира на Песочной, на пятом этаже, – высокая, светлая, полупустая.
Только книжные полки и тарелки на стенах в изобилии. Неувядаемые елисаветинские и екатерининские розы, николаевский, синий с золотом орнамент. Серо-белый фаянс. Хрупкое хозяйство. Куда с ним сейчас?!
Окна спальни и балкон выходят на Ботанический сад…
С балкона хорошо видна громадная пальмовая оранжерея, вся из стекла. Зеленые газоны, аллеи… Народу в саду мало. Я еще не была там ни разу. Пойдем в воскресенье»[143].
В этом доме 26 августа 1941 года встречала свою первую ленинградскую осень 50-летняя поэтесса Вера Инбер. Вслед за мужем, назначенным директором находившегося неподалеку отсюда Медицинского института, Вера согласилась отправиться в осаждаемый город, из которого впору было эвакуироваться, а не наоборот. Именно этот вид на Ботанический сад открывался ей с балкона.
Аптекарский проспект, 6 / улица Профессора Попова, 4
Два дня назад, сойдя с едва ли не последнего поезда, прибывшего в Ленинград, изящная Вера в кокетливой шляпке, вдохновленная красотой величественного города и возбужденная опасностью своего путешествия, пришла вставать на учет, как новая жительница Ленинграда и этого дома.
«Здравствуйте! Я – Вера Инбер, – жизнерадостно произнесла она и протопала через комнату на высоких, звонких каблучках, – …мы с мужем переехали жить в Ленинград. Не знаю, надолго ли, но, по крайней мере, до весны.
