Зайтан-Бродяга. Тихий город - [4]

Хотя нет, соврал. Не так давно Терентий помер. От чего и как не знаю. Горка камней, деревянный крест из некрашеных досок, вот и всё что осталось в память о Терентии. Дом его заколотили, добро вынесли, растащили по своим домишкам. Самсон, дружок покойного за могилкой приглядывает. Сорняки прополет, землицу свежим песочком посыплет, цветочки положит. Кружку кислой доверху нальёт усопшему другу, сам же и её выпьет, посидит чуток и уходит.

Когда через погост прохожу стараюсь не глядеть на могилы. Упру взгляд в тропку что под ногами и ходу. Да и чего на них глядеть, грязно-серые кресты да камни, радости в том мало, от могильных холмов на душе нехорошо становится. Вот и сейчас, только вспомнил о погосте, про свою смерть подумал. Где будет моя могила, и будет ли она вообще? Ну да ладно, что-то отвлёкся, вернёмся к дороге в небо и к кресту что тучи царапает.

Не знаю, что технарям в голову взбрело, но они своё творение в чёрный цвет выкрасили. Может и правда кого-то там схоронили? Люди всякое болтают, но как по мне глупости всё это, незачем покойника на такую высоту тащить. Да и ноша не по силам, туда и налегке не каждый взберётся. Не уж-то другого места для могилы не нашлось?

Жуткая картина, серые дома, грязь, сквозняки, а с неба глядит чёрный крест. Всякий раз проходя мимо, даже издалека зарекаюсь не поднимать головы. И каждый раз хоть искоса да поглядываю, останавливаюсь и таращусь на крест точно зачарованный. Время не засекал, но в Тихом много и не нужно чтобы сковырнуться. Есть в этом кресте что-то не от мира сего, и не один я это заметил. Вот к примеру Мишка Вольтанутый, он как-то мне пожаловался. Из-за этого креста будь он неладен, Мишка чуть шею себе не свернул. Поглядел, раззявил варежку и в яму свалился. Если бы не Юрок Долговязый, он рядом железки собирал, пропал бы Мишка. Башкой здорово о камни приложился, неделю ходил чумной.

А ещё мне рассказывали — технари, глядя на угол что-то бормочут и крестятся. Хочу заметить, технари это Вам не пришибленные и не мусорщики, они попросту ничего не делают. Технари народ головастый, машины разные восстанавливают, оружие чинят из жирной грязи что в Сухой пойме смрадным озером растеклась керосин выжимают. А уж если технари крестятся, стало быть есть на то серьёзные причины.

Попал я как-то на светопреставление, на моих глазах пятиэтажка рассыпалась. Зрелище я вам скажу хуже не придумаешь. Землю трясёт, куда не глянь пыль столбом не вдохнуть не выдохнуть. Хочется драпануть, всё одно куда, главное подальше. Но в какую сторону бежать не разберёшь, везде гудит, падает, осыпается. Не знаю, как я тогда уцелел, как выжил, не помню. Очнулся, вокруг горы кирпича, битые плиты, куски арматуры во все стороны торчат, а на мне ни одной царапины. Ну, разве что большая шишка на лбу, глаза пылью запорошило и полон рот песка.

Кто-то скажет повезло, но я не верю в везение. Как по мне, ходит рядом с каждым из нас неведомая сила, она и не пускает дальше дозволенной черты. За нас решает жить, или умереть, чем заниматься, кем быть? Она же и удерживает, а пожелает столкнёт на камни или на зубастого зверя выведет. В тот день, когда пятиэтажка рассыпалась, это она меня уберегла, не дала пропасть, показала себя, обозначила.

Теперь-то я точно знаю, и у домов есть душа. Болеют они страдают, кричат, плачут. Услыхал я, когда домина падала, в грохоте и неразберихе едва различимый стон, хриплый, утробный, точно последний выдох. И не только услыхал, почувствовал. Из окошка в подвал могильным холодом обдало, да так что едва на ногах устоял. В ушах гул, звон, того глядишь голова расколется, а потом всё стихло, словно и не было ничего. Первое что подумал — помер. До этого случая я не знавал такой тишины. Холодно стало, тихо как в могиле, и вдруг как закричат. Кто и про что кричали, не понятно. Сердце колотится, руки дрожат. Где-то неподалёку заплакал ребёнок, плакал недолго, а потом как засмеётся, громко, заливисто. Я уши руками зажал, не помогло, смех разрывает голову, в лоб молотком стучит, а в затылок точно иглами колют.

Было ещё что-то. Врать не хочу, может и почудилось. Глядели на меня со всех сторон. А еще, шептали десятки, сотни голосов. Слова слышал мудрёные какие-то, непонятные, чужие словца. Сердце защемило, ноги отяжели. А потом всё почернело, и я провалился в беспамятство.

Тайник у меня был в том доме что развалился, на втором этаже за поломанным шкафом добро припрятал. Хорошо, что не дошёл, шнурок развязался. Остановился всего на минуту, тем и спасся. Спешил я очень, торопился. Хотел барахлишко забрать, а вот что припрятал сейчас и не припомню, да это уже и не важно. Я тот день никогда не забуду, детский плач, смех, шепот. И то, как соседние дома отвечали громким воем умирающему брату, тоже не забыть. Всякий раз как вспоминаю, волосы дыбом, к горлу ком подкатывает.

Уверен, технари тоже услыхали что-то похожее. Не зря они этот угол дорогой к небу прозвали. Потому-то и крест на самой верхотуре поставили. Хотя кто знает, может я и ошибаюсь? Эти товарищи иногда чудят не меньше, а когда и больше пришибленных. Шумят в городе, да так громко, словно нет лиходеев и дикого зверья. Забираются в такие места, о которых мне и думать страшно. Технарям не нужны ножи и кастрюли, да и колечками они не интересуются. Трубы, провода и всякие мне непонятные механизмы им подавай. В подвалы опускаются, по чердакам шастают. Лично меня, что в подвал что на чердак и на верёвке не затащишь. Там, хоть одна зверюга да спрячется. А ещё, эти ненормальные куда не придут стены долбят и ямы роют. Наверное, и в тот день под самым домом что-то рыли, копали. Потому-то и обвалился домина. А когда начало всё рушиться, технари только и могли как глядеть на падающие камни, ждать своей смерти. Прошла мимо костлявая, пожалела.