Завтра, завтра, завтра - [55]

«Буржуазность», однако, никак не сказывалась на ее работе. Да, она прилагала некоторые усилия, чтобы ее «буржуазные» вкусы случайно не вылезли наружу, но овчинка стоила выделки.

Запиликал домофон.

Сэди не отозвалась на его призыв, и тогда улицу огласил пронзительный крик Сэма:

– СЭДИ МИРАНДА ГРИН! Я ВИЖУ СВЕТ В ТВОЕМ ОКНЕ!

Сэди сжалась в комок.

– СЭДИ, ЗДЕСЬ МОРОЗ ДО КОСТЕЙ ПРОБИРАЕТ И СНЕГ ВАЛОМ ВАЛИТ! СМИЛУЙСЯ НАД СВОИМ СТАРЫМ И ЛУЧШИМ ДРУГОМ, ВПУСТИ ЕГО В ДОМ!

Сэди отрицательно мотнула головой: замерзнет – сам виноват.

Затем подкралась к окну и выглянула из-за занавески. Сэм стоял на улице, опираясь на тросточку, с которой в последнее время почти не расставался. Сэди уже и не помнила, когда видела Сэма без нее. Она вздохнула и нажала кнопку домофона. Дверь открылась, и появился Сэм.

– Ну, и чего ты хочешь? – набросилась она на него.

– Хочу, чтобы ты поделилась своими мыслями. Сэди, клянусь, я не вру. Твои идеи бесподобны. Так бы и слушал их во веки вечные. И я не собираюсь тебя неволить. Не желаешь продолжать работу над «Итиго» – не надо. Ты мой напарник, Сэди, и я не забыл, как ты наступила на горло собственной песне из-за сделки с «Опусом». Но я люблю Итиго. И если нам суждено распрощаться с ним, я думаю, нам следует расстаться с ним по-хорошему. Хотя я понимаю, что сейчас ты от него жутко устала.

– «Итиго III: сайонара, Итиго-сан», – усмехнулась Сэди.

– Звучит неплохо! – расхохотался Сэм.

Сэм, перенеся вес тела на здоровую ногу, заметно кренился на бок, и Сэди захлестнуло волной любви и тревоги, что, впрочем, было почти одним и тем же. Разве тревожимся мы о тех, кого не любим? А если любим, разве мы о них не тревожимся?

– Надеюсь, ты приехал сюда на такси?

– А то, мэм! Могу себе позволить.

– И Маркс отпустил тебя?

– Маркс мне не сторож.

– Сторож не сторож, но в отличие от некоторых с головой дружит.

– Ах, не кати бочку на Маркса. Он не знал, что я смылся. Он усвистал к Зои.

– Они до сих пор встречаются? Как-то долго для Маркса, – недоверчиво произнесла Сэди.

– Думаю, он влюбился, – насмешливо фыркнул Сэм, будто мысль о влюбленности друга казалась ему верхом нелепости.

– Не одобряешь?

– Не в том дело. Маркс постоянно влюбляется. Словно эмоционально неустойчивая шлюха. Какая же это любовь, когда вожделеешь всех и каждого?

– Очень даже большая, – возразила Сэди. – Мне кажется, Маркс просто счастливчик. Ему повезло.

– Везения не существует, – отрезал Сэм.

– А вот и существует! Везение – это удачно брошенный огромный многогранный кубик в «Подземельях и драконах», определяющий успешность твоих действий.

– Очень остроумно. А где Дов?

– Умотал на каникулы.

Сэм покосился на Сэди. Он знал ее как облупленную.

– Ты до сих пор его любишь? – осторожно спросил он.

– Еще чего не хватало!

– Печально…

– Я обожествляю его. Я готова его убить. Все как обычно. Запутанно и сложно. Но давай сменим тему. – Сэди зевнула и заелозила на диване, освобождая место Сэму. – Оставайся, раз уж приперся. Маркс пристукнет меня, если я выставлю тебя из дому в такое ненастье.

Сэм присел рядом. Сэди включила телевизор, и некоторое время они смотрели комедийное шоу Дэвида Леттермана. Когда же пошли дурацкие номера с дрессированными собачками, Сэди приглушила звук, и Сэм быстро вскинул на нее глаза. А она молча уставилась на его луноподобное круглое лицо. Такое знакомое и такое притягательное, в котором, словно в волшебном зеркале, отображалась и она сама, и вся ее жизнь. В этом зеркале она видела не только Сэма, но и Итиго, и Алису, и Фреду, и Дова; в этом зеркале, как в открытой книге, она читала летопись своих тайных страхов и постыдных секретов и хроники своих великих побед. Порой она ненавидела Сэма, но обойтись без него не могла: она не верила в жизнеспособность и сообразность своих идей, пока те не проходили проверку в мозгу Сэма. Лишь когда он знакомился с ними и, чуточку изменяя, обобщая, совершенствуя и исправляя, одобрял их, она соглашалась, что придумала нечто стоящее. Она понимала, что ее новое озарение мгновенно найдет отклик в душе Сэма и тотчас станет и его озарением тоже. И они вновь возьмутся за руки и отправятся в неизвестность, словно молодожены, шагающие по центральному нефу и попирающие осколки разбитых на счастье бокалов. Вперед. И – будь что будет! Сэди набрала полную грудь воздуха и выдохнула:

– Я хочу написать игру «По обе стороны».

4

Мысль о новой игре зародилась у Сэди в ночь, когда пропал Сэм, и с тех пор, не желая превращаться во что-то более осязаемое, неотступно преследовала ее обрывочными образами, невразумительными, как неясный шепот. Шаг за шагом повторяя путь, по которому они с Сэмом еще утром шли, переполненные надеждами, она дивилась, как быстро все может перевернуться с ног на голову. Совсем недавно Сэм был рядом, игра завершена и мир переливался всеми цветами радуги. Но вот прошло двенадцать часов, Сэм исчез, игра позабылась, и мир, зловещий, безжалостный мир, ополчился на Сэди. «Нет, мир остался прежним, – рассуждала она, – а вот я переменилась… Или все-таки переменился мир, а я осталась прежней?» На секунду она словно выпорхнула из своего тела и, потеряв ощущение реальности, села на скамейку, чтобы нащупать под ногами твердую почву, собраться с силами и продолжить поиски Сэма.