Завтра, завтра, завтра - [21]

– Проходи.

Он похромал за ней в спальню, где царил первозданный хаос. Шторы на окнах были задернуты, на полу в беспорядке валялась одежда. Сэм потрясенно ахнул: все это так не походило на Сэди!

– Сэди, что случилось?

– Не твоего ума дело, – окрысилась она. – Ты никогда не был моим другом, запамятовал? И вообще, что за манера вваливаться в гости, не предупредив об этом заранее?

– Прости, пожалуйста. У меня нет твоего телефона. И ты не ответила на мое письмо.

– Не одному тебе, Сэм, – сухо отрубила Сэди. – Много вас таких.

Забравшись в постель, она натянула на голову одеяло и глухо произнесла:

– Мне надо вздремнуть. Выход найдешь сам.

Сэм уселся на стул, предварительно сбросив с него футболки и брюки.

– Дурацкий у тебя бушлат, – пробурчала Сэди из-под одеяла.

Через пару минут до Сэма донеслось мерное посапывание. Сэди уснула.

Сэм огляделся. Над кроватью висела фотография скульптурной композиции Дуэйна Хансона «Туристы». Над комодом – реплика «Большой волны» Кацусики Хокусая. Над столом – маленький рисунок в рамке. Лабиринт Лос-Анджелеса. Изящная бамбуковая рамочка немного перекосилась, и Сэм поднялся и поправил ее. На столе лежала подписанная рукой Сэди дискета. «ЭмилиБум», – прочел Сэм, смахнул дискету в карман бушлата и вышел из комнаты.

Примерно через месяц после того, как Сэм разругался с Сэди и обозвал ее сукой, он получил письмо. На конверте каллиграфическим почерком было выведено: «Господину Самсону А. Масуру», а в самом письме говорилось: «Шарин Фридман-Грин и Стивен Грин приглашают вас на бат-мицву своей дочери, Сэди Миранды… После церемонии, которая состоится в 10 утра, начнется празднование… Ждем вашего ответа…»

Сэм повертел приглашение в руках. На первый взгляд – неказистое. Но только на первый. Плотная кремовая бумага, объемный рубленый шрифт, линованный пергаментный конверт… Сэм уже достаточно повзрослел, чтобы понимать: самые дорогие вещи часто прикидываются простыми и незамысловатыми. Он поднес приглашение к носу и втянул волнующий, обворожительный запах первосортной бумаги. Нет-нет, этот запах не имел ничего общего с запахом денег. Потому что деньги, по мнению Сэма, воняли грязью. Этот же запах, насыщенный, чистый, богатый оттенками, напоминал ему запах только что вышедшей из печати книги, стоящей на полке в магазине, или запах Сэди.

Отложив приглашение, он внимательно исследовал конверт, и у него зачесались руки. Какой соблазн! Поводив конвертом над паром, он расклеил швы и превратил конверт в лист бумаги. Вооружился любимым карандашом «Штедлер Марс Люмограф» и принялся рисовать лабиринт. Сэм не всегда знал заранее, что собирается нарисовать, но в тот день в первых же очертаниях кругов и ломаных линий он с беспощадной ясностью увидел контуры Лос-Анджелеса, раскинувшегося с востока на запад. Начинаясь в Эхо-Парке, где жил Сэм, лабиринт заканчивался на равнинах Беверли-Хиллз, где жила Сэди. Петляя по Западному Голливуду, он взбирался на Голливудские холмы, змеился по Студио-Сити, спускался в Восточный Голливуд, в Лос-Фелиз и Силвер-Лейк и, покружив вокруг Коритауна, обрывался в Мид-Сити. Лабиринт полностью захватил Сэма, и он не услышал, как в его комнату вошел Дон Хён. Близилась полночь, и Дон Хён, как обычно, благоухал пиццей.

– Какая красота, – покачал он головой и потянулся к приглашению, валявшемуся на столе Сэма. – Можно посмотреть?

В отличие от бабушки Бон Чха, дедушка Дон Хён никогда не хватал вещи Сэма без спросу.

Сэм дернул плечами.

– Хорошо, когда тебя приглашают, – промолвил Дон Хён.

Апатия, навалившаяся на Сэма после разрыва с Сэди, не на шутку тревожила дедушку с бабушкой. Сэм ничего не рассказал им о причине размолвки, только бросил, что Сэди оказалась вовсе не той, за кого себя выдавала.

Сэм отложил карандаш и посмотрел на деда.

– Честно говоря, я не хочу к ним идти. Я не знаю друзей Сэди.

– Зато ты знаешь Сэди. Она твой друг.

– Нет, – яростно затряс головой Сэм. – Она не мой друг. И никогда им не была. Она просто меня жалела.

Спустя несколько недель Сэди сама позвонила Сэму. Они не разговаривали вот уже два месяца, и поначалу он даже не узнал ее пронзительный и высокий голос.

– Ты придешь или как? Мой папа должен знать. Ты ничего не ответил.

– Не знаю, – замялся Сэм. – Возможно, я буду занят.

– А когда определишься, скажешь мне, ладно? Нам нужно знать, сколько еды заказывать и всякое такое.

– Хорошо.

– Сэм! Ты не сможешь дуться на меня вечно!

Сэм шваркнул трубку на рычаг.

Бон Чха, подслушав их разговор по параллельному телефону на кухне, на следующий же день отправила Гринам открытку, сообщив, что Сэм непременно придет на бат-мицву. Она купила внуку новые штаны защитного цвета, голубую рубашку из плотного шелка, хлопковый галстук в цветочек и мягкие кожаные мокасины. Все согласно инструкции, полученной ею от другого своего внука, Альберта, заверившего ее, что именно так наряжаются четырнадцатилетние мальчики, отправляясь на торжества. В утро бат-мицвы бабушка водрузила перед Сэмом ворох одежды и велела ему одеваться, чтобы не опоздать на праздник.

– Зачем ты это купила? – заверещал Сэм. – Я никуда не пойду!

– Но, Сэм, мальчик мой, я приготовила для Сэди сюрприз!