Завтра я стану тобой - [84]

Уже спустя час я отворила двери амбулатории. Знакомые звуки и запахи обрушились на меня, как лавина, потопив и растворив в себе. Вместе с ароматами пришла ностальгия и щемящая тоска. Удивительное чувство, когда ты являешься в амбулаторию в отпуске! Всё так же хлопают двери и струятся по коридорам голоса. Всё так же бегут по стенам полоски света. Суета продолжается в прежнем темпе, но ты из неё выпала. Тебя больше нет в этом водовороте. В такие моменты лучше всего понимаешь: даже после того, как тебя приберут Покровители, реки будут течь.

Но муар трепета и романтики развеялся сразу. Через пустой холл ко мне семенила пациентка с моего участка. Её отёчные ноги в клеёнчатых калошах чавкали по полу, как по слякоти. Похоже, занемогла не на шутку.

– Госпожа Альтеррони! – закричала она, приближаясь. – А мне сказали, что вы в отпуске.

– Я в отпуске, – подтвердила я, вдыхая запах стоялой мочи и валериановых капель, исходящий от женщины.

– Но вы же здесь, – пациентка перегородила мне путь. Она деловито подбоченилась, и в какофонию ароматов вмешался кислый смрад немытого тела. – Выпишете мне рецепт на настой пустырника? Сложно, что ли!

– Я не работать пришла, – отрезала я. – Вызвали. Извините.

Попыталась было обойти её, но не тут-то было! Ловко двигаясь бочком, пожилая женщина непременно оказывалась передо мной, куда бы я ни ринулась. Путь к коридорам был отрезан. Это больше походило на шантаж, чем на недуг неотложной важности.

– Выпишете? – повторила она, зловредно ухмыляясь.

Я едва сдерживала рвотные позывы. Определённо, эта госпожа знала, какое амбре от неё исходит. Иначе не рискнула бы действовать напролом. Теперь ясно, почему холл в этот час пуст, как танцевальная зала.

– Повторяю, – отчеканила я. – Я в отпуске. Сейчас на приёме другие жрицы, и вы можете записаться к одной из них. Очень прошу меня пропустить.

– Если в отпуске, тогда зачем пришли сюда? – допытывалась барышня.

Я задыхалась. То и дело приходилось вытирать слезящиеся глаза. Отступила на пару шагов, в центр холла, но пожилая госпожа бескомпромиссно последовала за мной. Сдаваться она не собиралась.

– Я очень прошу вас… – повторила почти умоляюще.

– Госпожа Альтеррони! – внезапно перебил знакомый голос: чирикающий и суетливый.

Через холл к нам летела Гэйхэ Василенко: довольная, как сытый волк. И как же я обожала её в это мгновение!

– Как хорошо, что вы здесь, как хорошо! – заверещала она, и в одну секунду моё обожание сменилось жгучей ненавистью. – Вас госпожа Стоун искала, посыльного за вами даже отправила. Недовольна она вами, эх, недовольна.

Раздражение впрыснулось в кровь и помчалось по венам. Что за женщина: вечно лезет не в своё дело! Лишь бы очернить, отсмаковать чужую беду, и желательно – при посторонних. А потом – обсосать сплетни на первом повороте. Ну, держись, Гэйхэ Василенко!

– А ещё она сказала, что вы… – пропела Василенко, заливаясь, как соловей.

– Вы сейчас на приёме, госпожа Василенко? – поинтересовалась я покорным голоском.

– Да, – она кивнула, – а что случилось?

– Вот этой замечательной женщине, – я показала на пожилую госпожу, – срочно требуется рецепт на настой пустырника.

– Ага, – поддержала меня пациентка.

Василенко окаменела. Горящее счастьем лицо стало походить на маску каменной статуи.

– Прошу вас, госпожа Василенко, помогите мне, – томно выдохнула я. – Ведь, судя по всему, сейчас у вас никого нет.

– Ага, – пожилая госпожа довольно закивала, отвечая за ошарашенную Василенко.

Поймав боковым взглядом резко побагровевшее лицо коллеги, и сообразив, что возмездие вот-вот начнётся, я ринулась в холл. В кабинет решила не заходить и, расталкивая скопившийся народ, сразу побежала к госпоже Стоун.

Стоун была не одна. В кресле у её стола, панибратски развалившись, сидел господин Эринберг. Я едва не потеряла сознание в дверях, когда его сонный взгляд прицелился в мой лоб.

– Зайдите, госпожа Альтеррони, – холодно отчеканила Стоун.

– Но… – всё внутри прекратилось в ледяную глыбу. Неужели он уже успел на меня нажаловаться?!

– Зайдите, здесь ничего секретного.

Повинуясь, я сделала шаг вперёд и закрыла за собой дверь. Дорогое травяное амбрэ, исходящее от Эринберга, защекотало нос. Сердце гулко отстукивало чечётку в висках.

– Продолжайте, господин Эринберг, – Стоун словно поменяла лицо.

– Я требую наказать вашу сотрудницу, – презрительный взгляд Эринберга полоснул меня, как отточенное лезвие. – И применить к ней самые жестокие методы, вплоть до крупных штрафов и запрета заниматься жреческой деятельностью.

Мир покрылся непрозрачными синяками. В голове загрохотал колокол: дон, дон, дон… Так вот, для чего она позвала меня! Поджилки затряслись, как свежий холодец, и я уцепилась за край кушетки, чтобы не свалиться навзничь. Проблемы с Эринбергом – приятный бонус к моей сумасшедшей жизни. Получите и распишитесь.

– Вам нехорошо, госпожа Альтеррони? – Стоун обеспокоенно покосилась на меня.

– Всё в порядке, – выдохнула я, с трудом заставляя себя сидеть неподвижно.

– Господин Эринберг, – проговорила Стоун. – Ваши слова больше походят на наговор. Ваш квартал обслуживает не эта жрица.

Что я слышу? Стоун заступается за меня?! Когда такое происходило последний раз? Кажется, никогда.