Завтра я стану тобой - [74]

– Ты обжигаешь меня, Сирилла, – проговорил он, и мурашки побежали по плечам. Что делать, когда один лишь голос потенциального врага сводит с ума?

– Так гори! – обогнула губами линию его воротника.

– Утром, когда зелёный змий освободит вас, вы будете жалеть, госпожа Альтеррони, – прошептал Линсен в самое ухо, подстёгивая мой азарт. – Вы будете очень сильно жалеть.

– Ну и что, – выдохнула я ему в шею. – Пусть.

Скользнув дрожащими руками по его груди, я нащупала пуговицы на воротнике. Осторожно расстегнула их непослушными пальцами. Я должна использовать момент. Лишь бы Покровители не позволили мне обезуметь от его прикосновений.

– Нет, – сказал Линсен с нарочитой твёрдостью. Неожиданно разорвал объятия и крепко перехватил мои запястья.

– Извини, – пробормотала я, не справившись с удивлением.

– Зачем тебе это, Сирилла? – его руки всё ещё дрожали, как и мои.

– Хотела посмотреть, не прячешь ли ты крылья, – ляпнула я.

Его дыхание оборвалось на вдохе. Лицо застыло восковой маской, а губы напряглись и стянулись тонкой нитью. Он сжал мои запястья ещё крепче, почти причиняя боль.

– Говори, – сказал он холодно. – Кто подослал тебя?

– Это я у тебя должна спросить! – выкрикнула я, не желая мириться с подобной грубостью. – Не я же тебя преследовала!

– Так сложно ответить? – произнёс Линсен сквозь зубы. – Мой отец как-то в этом замешан, да?

– В чём?!

– Сколько тебе заплатили, Сирилла?!

– Я не понимаю, о чём ты! – почувствовала, как горячие дорожки бегут по щекам. – Ты спас меня, Линсен! Ты подарил мне крышу над головой и еду, когда я вынуждена была бежать от мужа под страхом смерти от его кулаков! Ты успокоил меня и показал, что я – не мусор! Ты протянул мне руку, когда я так в ней нуждалась! Ты возник в моей жизни, как посланник Покровителей! А теперь говоришь, что меня подослали?! Да провались ты к Разрушителям, если мои чувства для тебя размениваются на деньги!

Вырвав ладонь из крепкого захвата, я залепила Линсену звонкую пощёчину. Звук взмыл под потолок и расколотился на отголоски эха.

Нет, Линсен не разозлился. Не дёрнулся и не стал бить в ответ, как обычно делал Йозеф. Лишь легонько потёр багровеющую от удара щёку кончиками пальцев. Его взгляд снова растерял искры и стал тяжёлым. Как в первые часы нашего знакомства.

– Хорошо, Сирилла, – сказал он спокойно. – Мы оба перегнули палку. Извини, если был груб или расстроил.

– Провались уже, Линсен Морино! – проплакала я, отвернувшись к стене. Больнее разочарования в моей жизни не случалось.

– Пожалуйста, Сирилла, – выдавил он через силу. – Ответь мне на один вопрос, и я уйду.

– На один! – я вытирала слёзы. – Не более того.

– Кто с тобой на этой картине? – он бросил взгляд на дорогой мне портрет.

– Сестра! – закричала я. Эмоции кололи сердце, как битое стекло. – А теперь уходи!

– Где она сейчас? – Линсен приподнял бровь.

– Это второй вопрос! – в ярости развернулась и толкнула его. – И я не обязана на него отвечать!

– Где твоя сестра, Сирилла? – повторил он вопрос, словно не слыша меня.

– Я не хочу говорить об этом! – закричала я в истерике. – Молчи о ней, если не хочешь худшего! И, пожалуйста, оставь меня!

– Несколько минут назад ты хотела, чтобы я остался, – Почтенные Покровители! Он ещё и издевается.

– Знала бы я, что это всё напускное, не подпустила бы тебя и на пушечный выстрел!

Помявшись, Линсен распахнул дверь, впустив в номер аромат остывшего воска и чужих шагов. Уже на пороге застыл и бросил взгляд через плечо.

– Я был искренним с тобой, Сирилла, – выговорил он на прощание. – Настолько, насколько мог себе позволить. Жаль, что ты оказалась не той, кого я в тебе увидел.

***

Мы ещё не успели срастись, но разъединяться оказалось тяжело. Болели губы и сердце. И странная, неосязаемая субстанция, заполняющая лёгкие. Хотелось плакать, но для Линсена Морино было жалко и слезинки. Каждый раз, когда веки начинало щипать, я вспоминала, как он перехватил мои запястья, оборвав поцелуй. Память добавляла масла в огонь, напоминая, как он нарочито придирался к каждому слову в амбулатории. Слёзы отступали. Оставалось недоумение.

Тридцать битых минут я прижималась лицом к подушке, вдыхая аромат свежевыстиранного и открахмаленного белья. Вкус порочных поцелуев Линсена горел на губах. Дремота то и дело накатывала, как океанская волна в разгар шторма, и тащила за собой. Но на грани сна и бодрствования глаза непременно раскрывались, и всё начиналось сначала.

Пиджак Линсена небрежно кучковался на стуле. Золотистые пуговицы поблёскивали во мраке. Интересно, вернётся ли он за ним? И если явится, то когда? Вероятно, выждет момент, когда я отлучусь. Вот и думай теперь, что его так обидело, и где я оплошала. Неужели виною всему сравнение с нефилимом?

Почему я вообще занимаю этим мысли?! Это я должна обижаться!

Мало-помалу, сон подступал, и бороться с ним становилось всё сложнее. Тревожная дремота окутала тело тёплым коконом. Погладила плечи, как мать, и одурманила голову. Перед глазами понеслись образы и лица. Деревья, крыши и облака, похожие на лохматых овец. И Сиил. Моя дорогая Сиил.

Незнакомый звук вырвал из сна, едва глаза смежились. Думала подойти к окну, но лень и усталость намертво приковали к постели. Что-то массивное с грохотом обрушилось снаружи. Потом утреннюю тишь разбавило ржание лошадей и возня. Приглушённые голоса наперебой перекрикивали друг друга. Слова различить не получилось: стекло заглушало внешние шумы. Но, судя по интонациям, снаружи ругались. Трещали доски, падали предметы. А я всё не осмеливалась выглянуть, опасаясь ввязаться в очередную передрягу.