Завод «Свобода» - [42]
носит с собой записную книжку в виде потрёпанного библиотечного издания «Что делать» Чернышевского: корешок, обрез, обложка — всё имитировано с совершеннейшей точностью, так что когда у него спрашиваешь, что он делает с этим «Что делать», читает, что ли? — он отвечает «нет, пишу» и распахивает тебе ежедневник, километры пустых страниц, которым, однако, рано или поздно придёт конец
[40. ИНЖЕНЕР H]
АШ всегда, всю жизнь чувствовал нехватку, скудость жизненных сил, серость, узость потока, который тёк через него. Может, это оттого, что детство АШ пришлось на трудные годы, когда ели только яблоки, картошку, хлеб да капусту, а пили (кроме спирта) главным образом «пятиминутку» из чёрной смородины с водой. АШ всю жизнь был худ и невысок. Белёсые волосы стриг коротко, а после двадцати пяти начал слегка лысеть, да иного от себя и не ждал. Не досталось АШ ни отца, ни братьев-сестёр; ни приметной внешности, ни чрезвычайных талантов. Но и полной беспросветности не досталось: ни отчаяния и нищеты, ни глупости. Нет, АШ был втайне и отчасти умён, иногда и весьма чувствителен, да и неброского чувства юмора (для собственного использования, ибо АШ был скорее молчалив) ему хватало.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы АШ из-за этой нехватки впадал в уныние. Да он вообще о таких вопросах не думал. АШ ел что дают, делал что должно, записывал решения задачек синей шариковой ручкой, хвостик которой всегда был им изгрызен, таскал на тощей спине замызганный синий рюкзак, вставал рано и завтракал в кухне, полной синих теней, ёжась от холода, бежал вниз по старой тёмной лестнице. В школе АШ не выделялся, ни в обычной дворовой, ни в математической, куда перешёл в восьмом. Всё же и совсем неприметным не был; в целом славный малый, адекватный, чёткий парень, не то чтобы такой уж тихий — обыкновенный; сунет руку — привет; в футбол — завсегда пожалуйста; разговор поддержать — вполне. Он даже входил в число десяти сильных учеников класса, в верхнюю треть: Петров, Иванов и так далее (когда учитель их перечислял, то АШ не упоминался, но всегда имелся в виду).
А нехватка? Ну, порой АШ думал: «и чего я такой тощий?» И ещё что-то похожее иногда чувствовал: что есть ещё что-то, чего могло бы быть побольше; возможность этого в себе, какие-то недоразвившиеся ростки; как если бы дальтоник вдруг увидел розово-зелёный сон, а потом проснулся и недоумевал: что это было, как называется? — но не настолько сильное чувство, а лёгкое, почти невесомое; но непрерывное, как гул, как пыль.
Потом АШ поступил в вуз, конечно, на инженера, и учился ничего так, писал своим куриным почерком конспекты; кем он будет, у него идей не возникало, он об этом не думал, где-то подрабатывал, помогал маме, а потом, на четвёртом курсе, приходит он однажды на кафедру обсуждать тему курсовой, и ему его научрук говорит: хочешь написать курсовик на заводе «Свобода», там начинают делать какой-то новый прибор, потом и диплом сможешь сделать приличный, заодно освоишься и, может, зацепишься, там инженеры нужны. Конечно, спасибо большое, — горячо поблагодарил АШ и отправился на «Свободу».
«Свобода» поразила АШ. Огромные пустые цеха, тень былого величия; по заводу его водил, конечно, не кто иной как одессит D, красноречиво простирая руку и взывая к модернизации, к новой промышленной политике, поддержке армии, Форду и Петру Великому. АШ ёжился, совал ладони-дощечки в карманы куртки и в целом энтузиазма не высказывал. Величественная и обшарпанная «Свобода» была явно не по размеру щупловатому пареньку-инженеру. И к тому же такая пустыня эта «Свобода». Здесь ведь восемь тысяч работало. А теперь тысяча. В ОКБ было восемьсот, а теперь сорок. Будущее туманно. Но, сказал D темпераментно, у нас сейчас новая разработка. Да, да. Первая за долгие годы. В нашем ОКБ. Мы её начинаем. Хочешь с нами начинать? Называется «Курс». Радиолокационная установка, будет стоять во всяких там портах, на дамбах, маяках. Очень перспективно. Конечно, спасибо, сказал АШ. И вроде как улыбнулся. Или нет. Неважно.
В общем, влился он в это ОКБ… И стал разрабатывать этот самый «Курс»… Занимался регулировкой блоков. То есть что-то, допустим, не работает, но не работает каждый раз по-разному. И почему оно не работает, предстоит выяснить АШ. Как говорится, сделать из говна конфетку… И АШ не просто влился, а увлёкся. Выяснилось вдруг, что все немыслимые знания, которыми его пичкали в вузе, на самом деле у АШ в руках и в глазах. «Курс» рос. Два года спустя его разработали и отдали на производство. Теперь АШ днями пребывал в цехах, точнее, в цеху № 19, где происходила окончательная сборка первого «Курса». Каждое утро в половину восьмого он поворачивал со Стачек на Волынкину, форсировал пригорок и в без пятнадцати уже был на «Свободе». Платили не слишком много. АШ знал, что мог бы заработать больше. Но тянуло к работе, и тоже не слишком, а слегка, ровно настолько, чтобы не уйти.
А ещё был футбол. Когда парни позвали играть, АШ пошёл: мяч погонять любил всегда. В футболе проявлялись обычно скрытые, стёртые качества АШ: его лукавство, острое чувство ситуации, любовь к парадоксам, его лёгкость и прозрачность; а глаза его на футболе из серых становились стальными (хоть, может быть, кому-то и покажется, что серый и стальной одно и то же). Может быть, не хватало ему экспрессии, силы, напора, амбиции, но движения АШ бывали всегда скупы и отточены, он безошибочно чувствовал намерения друзей и врагов, его футбол напоминал шахматный блиц, и, конечно, с АШ победила бы «Свобода» и Путиловский завод, но побеждать его пришлось «Свободе» без АШ. На одной из последних тренировок АШ уронили, или он упал, в общем, парни чересчур увлеклись игрой, и вот уже АШ, хватаясь за ногу, лежал на песке и сосновых иголках и корчил жуткие рожи.
