Зависть - [53]

– О, – сказала Диана, прежде чем вновь зарыться в одеяло. Если бы Элизабет не чувствовала себя так отвратительно, она бы заметила мертвенную бледность младшей сестры. – Пожалуйста, будь осторожна.

– Конечно.

Элизабет надменно улыбнулась, подумав про себя, что именно этим сейчас и занимается. Она чувствовала, как с каждой секундой к ней возвращается присутствие духа, придавая ей чуть больше воодушевления и пыла. Ей потребуется каждая унция этого ощущения, чтобы избавить Пенелопу от уверенности в том, в чем та уже казалось убежденной. Девушки вышли на поле для крокета такими же близкими подругами, как и прежде, и долго обсуждали мельчайшие подробности тем, занимавших их умы. Блондинка улыбалась, и брюнетка улыбалась ей в ответ. Они элегантно придерживали шляпки, когда поднимался ветер с моря, трепавший их юбки. Элизабет старалась играть хорошо, но не выигрывать, и, когда они закончили, с типичным для леди удовольствием настояла на реванше. Все это время она держала плечи расправленными, хотя пару раз и не смогла удержаться, чтобы не положить руку на живот и не задуматься, что она там носит.

Глава 29

В субботу после непродолжительной болезни скончался Кэри Льюис Лонгхорн. Последний отпрыск великого рода и имеющий значительный вес в обществе человек. Наследников он не имел, но оставил огромное состояние. Поминальная служба пройдет сегодня в его резиденции отеля «Новая Голландия». Вместо цветов можно осуществить пожертвования в Общество защиты девочек, осиротевших вследствие пожара.

Со страницы некрологов «Нью-Йорк Империал», среда, 21 февраля 1900 года.

Вид, открывавшийся из окон «Новой Голландии», был пустым и совершенно не утешающим. Каролина вспоминала долгие вечера, проведенные за разглядыванием широкой просеки в парке, полном деревьев, и фантазиями о том, что это вид на задний двор дома её покровителя и оттого почти её собственного. Закрывая глаза, она верила, что если упадёт назад, лес нежно подхватит её, словно пуховая перина. Правда же была столь же незатейлива, как и голые ветви деревьев внизу, проста, как ледяное серое небо. Ничего из этого ей не принадлежало, и обладал ли этим всем мистер Лонгхорн или нет, уже не имело значения. Он ушел из жизни и больше не мог ей помочь. Размышляя об этом, она отвернулась от окна.

– Мисс… Брод.

Второе слово было произнесено с изрядной долей скептицизма, как если бы анархист использовал фразу «коттедж в Ньюпорте» для описания шестидесятикомнатных больших особняков с видом на береговую линию Род-Айленда. Каролина яростно заморгала. У мистера Джеймса были густые, расширяющиеся книзу бакенбарды, широкие черные брови и телосложение груши. Говорил он так, что любой генерал мог лишиться мужества, а уж Каролина и подавно упала духом.

– Да?

– Несколько слов о драгоценностях.

За его широкими плечами она видела, как комнату покидают последние из пришедших выразить соболезнования. Роберт стоял – грустно, но одновременно и осторожно – у стола, уставленного холодными закусками и соленьями, который был накрыт несколько часов назад и до сих пор казался нетронутым. Скорбящих было мало: в большинстве своем пришли женщины, которые когда-то надеялись стать миссис Лонгхорн, и их приход лишь усилил страдания Каролины. Ведь старик так умолял её остаться с ним, а она отмахнулась от него и оставила умирать в одиночестве.

– Драгоценности, мисс Брод?

Каролина поморгала, чтобы согнать с глаз выступившие слезы, и попыталась выглядеть удрученно. Она и чувствовала себя именно так, но необходимо было всем своим видом выражать нестерпимую боль утраты.

– Какие драгоценности?

Мистер Джеймс помахал перед её носом пачкой чеков.

– Видимо, Лонгхорн за последние шесть месяцев своей жизни приобрел много драгоценностей. – Его зрачки угрожающе расширились. – И они входят в его наследство.

– Мистер Лонгхорн купил множество украшений за свою жизнь, – парировала Каролина. Она несколько запаниковала, но голос её оставался твердым. – Вы же не думаете, что все эти украшения он отдал мне? К тому же, драгоценности, купленные им для меня, были подарками.

– Они были даны вам на время, – уверенно ответил мистер Джеймс. Он помахал чеками. На другом конце комнаты голубой полуденный свет играл на выступах и краях антикварной мебели и золотых нитях обивки. – Они принадлежат нам.

– Интересно, как вы их получите, если он мне их подарил? – Каролина ничего не могла поделать с внезапно прорезавшейся в голосе дерзостью. Гнев вновь вернулся, как всегда, когда она знала, что сейчас у неё что-то несправедливо отберут, а она никак не сможет этому помешать. Подобное поведение не сослужило ей хорошей службы, пока она была ребенком и горничной, и не похоже, что возымеет действие сейчас, но она едва ли могла сдержать это непроизвольное восклицание. – Или вы собираетесь судиться с каждой женщиной, к которой Лонгхорн когда-либо проявлял отцовскую заботу?

– Я весьма сомневаюсь, что вы пожелаете предстать перед судом, дорогая. – Губы мистера Джеймса были полными и влажными, и хотя гнев бушевал в ней яростно как никогда, Каролина была вынуждена отвести глаза. – Мои люди уже в ваших комнатах, собирают ваши вещи. Они сложат необходимое вам в сумки, которые никому не понадобятся. А о драгоценностях мы позаботимся – ваша горничная рассказала, где они предположительно могут находиться.