Зависть - [40]

– Хорошо, – сказал Лиланд. – Я умираю от голода.

Он подошёл к машине с её стороны и открыл для Каролины дверь. Девушка позволила ему помочь ей выйти из машины и взять себя за руку, пока они пробирались вперед по двум доскам, лежащим на слегка илистой земле. Лиланд вёл её к маленькой хижине, выстроенной рядом со стволом огромного баньяна. Каролина сжала в одной руке свою соломенную шляпу, а в другой – ладонь Лиланда, пока они шли словно по балансиру.

Некоторое время назад Каролина сняла перчатки, и теперь наслаждалась тем, что впервые прикасается к обнаженной коже Лиланда. Её ни капельки не беспокоила болотистая почва под ногами или даже что случится с её юбкой, если она оступится.

Как только глаза Каролины привыкли к тусклому освещению, она заметила, что корни баньяна проросли в окна хижины, и чтобы сделать их частью обстановки, хозяева прикрыли их остатками паркетной доски. Маленький мальчик обмахивал помещение опахалом из пальмовых листьев, но само заведение отнюдь не было шикарным. Несколько посетителей, сидевших здесь в далеко не обеденное время, ели без пиджаков и даже не подняли глаз, чтобы посмотреть на приход благородных людей из Нью-Йорка.

Дородная женщина, которая, казалось, знала Лиланда, проводила их к одному из покрытых скатертями в красно-белую клетку столиков, и поинтересовалась, надолго ли он приехал.

– Не так чтобы очень, – радостным голосом возвестил Лиланд. – Это моя подруга Каролина, – добавил он.

– Приятно познакомиться.

Когда женщина улыбнулась, обнажилась широкая щель между двумя коричневыми передними зубами. Лицо её обветрилось и огрубело после многих лет, проведенных на солнце.

– Взаимно, – ответила Каролина.

Мистер Лонгхорн пару раз выказывал желание сводить её в менее приличные места, чтобы получить новые впечатления или послушать музыку, которую там играли, но Каролина всегда возражала. В Нью-Йорке она терпеть не могла упускать даже самую незначительную возможность покрасоваться в новых нарядах на зависть публике. Но с Лиландом ей было всё равно, что никто из важных особ сейчас на них не смотрит. По правде говоря, за этот день она научилась ценить пребывание наедине с ним.

– Два креветочных супа из окры, будьте добры, – произнес Лиланд.

– Острых?

– Да. – Он покосился на Каролину, и девушка поняла, что снова бездумно таращится на него во все глаза. Она задумалась, а не голод ли, вызывающий легкость в голове, заставляет её вести себя столь дерзко. – На что вы смотрите? Знаю, на мой нос – он обгорел. И вообще, слишком большой.

Она разглядела красноту только тогда, когда он сам указал на неё, и поняла, что у Лиланда, в отличие от неё, не было шляпы. Она не смогла сдержаться и протянула руку, чтобы коснуться его щеки. Новый цвет выглядел болезненным, но одновременно подчеркивал красивую голубизну его глаз.

– У вас совершенный нос, – сказала она, ничуть не кривя душой.

Нос был широким, но превосходно очерченным, как и все остальные части тела Лиланда.

– Вы слишком добры! Моя мать винит наших французских предков в этом уродстве.

В эту секунду женщина с щелью между зубами поставила на их столик хлеб. Каролина рассеянно потянулась к корзинке, отломила большой ломоть хлеба и откусила от него. Тщательно работая челюстями, она перевела взгляд на сидящего рядом Лиланда и увидела, что теперь уже он смотрит на неё во все глаза. В следующий миг она почувствовала, что подмышки стали влажными, и поняла, что пот проступил на кремовой ткани её блузки. Она судорожно сглотнула и потянулась за пиджаком, который по глупости сняла и повесила на спинку стула.

– Что случилось?

Лиланд перехватил её запястье прежде, чем она дотянулась до пиджака.

– Ничего, я…

– На вашем лице только что отразилась целая гамма чувств. Что-то не так. Вам скучно, верно? Вам здесь не нравится?

– Нет! Мне очень нравится. – Каролина вновь рассмеялась абсурдности того, что собиралась сказать. – Дело лишь в том, что я сейчас в таком состоянии, что боюсь, от меня отвратительно пахнет, и я запихиваю еду в рот как варвар, потому что так проголодалась…

– Мне нравятся женщины с хорошим аппетитом! – Лиланд расплылся в улыбке и ткнулся носом в плечо спутницы. – И ваш запах мне тоже по душе.

Каролина посмотрела на Лиланда, и он ответил ей тем же, словно в обмене долгими взглядами где-то в хижине, затерянной в лесной глуши на обочине проселочной дороги во Флориде, не было ничего странного или неприличного. Они могли бы беззвучно смотреть друг на друга ещё долго, но принесли еду, и пар, поднимающийся от тарелок, был настолько пряным, что на глазах Каролины выступили слезы.

Должно быть, её сомнение было слишком явным, поскольку Лиланд спросил:

– Вам не нравится острое?

Каролина нагнулась ближе к тарелке и вдохнула аромат.

Холланды, как и все старые голландские семейства, блюли умеренность во всем и не любили преувеличенных вкусов ни в каких сферах бытия. Каролина часто задавалась вопросом, каково будет попробовать что-то, выходящее за рамки узкого круга их вкусовых предпочтений, но затем она оказалась под крылышком пожилого джентльмена, чей желудок, конечно, не переносил насыщенных вкусов, и поэтому такой возможности ей не представилось.