Зависть - [42]

— Я знаю, что сказал вам Майкл, — он позвонил мне к Терри, как только вы уехали. Он вел себя как последний дурак.

— А на меня он произвел совершенно противоположное впечатление.

— Обычно Майкл действительно ведет себя достаточно разумно — рассудительно, выдержанно, спокойно. Столп благоразумия, глас здравого смысла — все это сказано про него. Просто вы застали его в не самый удачный момент. Бедняга разрывается на части — ведь ему нужно одновременно и ремонтировать дом, и готовить обед, и прибираться… Словом, суетится, как старая дева, к которой вот-вот явится первый в жизни мужчина.

Паркер слегка прикрыл глаза, но Марис чувствовала, что он продолжает рассматривать ее из-под полуопущенных ресниц.

— Должно быть, — добавил он, — вы совершенно вскружили ему голову!

— Ничего подобного! — возразила Марис. — Просто ваш Майкл — очень порядочный, хорошо воспитанный джентльмен.

— В отличие от меня! — Паркер хрипло рассмеялся.

— Я этого не говорила.

— Ну и напрасно. Потому что это правда, — протянул Паркер. — Я не воспитанный и не порядочный.

— Я знаю — вы можете быть таким, когда захотите.

— В том-то и дело, что я не хочу!

И прежде чем Марис успела отстраниться, он наклонился к ней, обхватил рукой за шею и резко привлек к себе. В следующую секунду Марис почувствовала его губы на своих губах.

Это было похоже скорее на нападение, чем на поцелуй. Паркер действовал агрессивно и дерзко. Его язык атаковал сжатые губы Марис до тех пор, пока не сломил ее сопротивление и не раздвинул их силой.

Сердито мыча, Марис уперлась ему руками в грудь, но это его не остановило. Раз от раза, впрочем, его атаки становились более медленными и… нежными, а большой палец мягко скользнул по шее и щеке Марис, слегка коснувшись уголка ее рта.

Марис почувствовала, как ее гнев превращается в растерянность. Она никак не могла понять, что с ней происходит и почему этот грубый, насильно навязанный ей поцелуй кажется таким приятным!

Сколько прошло времени, она не знала. Наконец Паркер пошевелился и отпустил Марис, однако даже после этого их губы на протяжении целой минуты оставались на расстоянии какого-нибудь дюйма друг от друга. Но вот он выпрямился, и Марис, почувствовав свободу, торопливо отпрянула и, отвернувшись, стала смотреть в окно на воды пролива. Океан был совершенно неподвижен, но огни на противоположном берегу казались такими далекими и слабыми, словно они находились совсем в другом мире, и на мгновение Марис даже испугалась, сумеет ли она когда-нибудь вернуться туда, где был ее дом и где все было так спокойно, мирно, понятно.

Потом где-то в проливе загудел буксир. В заведении Терри снова включили радио, и надтреснутый тенорок известного певца затянул песню о любви и о жизни, которая вдруг пошла наперекосяк. Где-то совсем близко плескалась и хлюпала между камнями вода.

— Ничего не выйдет, мистер Эванс, — негромко сказала Марис. — Вы меня не напугаете.

Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и была поражена отсутствием всяких следов самодовольства на его лице. Впрочем, извиняться он тоже не собирался, однако ни насмешки, ни торжества не было в его чертах. Лицо Паркера по-прежнему было непроницаемо, и Марис подумала, что совершенно не понимает, как вести себя с этим странным человеком.

— Считайте, что я не обратила внимания на этот… на ваш поступок, как я не обратила внимания на насмешки и оскорбления, которыми меня осыпали в баре ваши друзья, — сказала она. — Но не обольщайтесь — я сделала это только потому, что знаю, почему вы так поступили.

— Знаете?

— Да, Паркер. Я разгадала ваш блеф.

— Блеф?

— Именно. Вы хотели напугать меня. Унизить. Оскорбить. Сделать так, чтобы я сама не захотела иметь с вами дело…

— Допустим. Ну и что?

— А то, что у вас ничего не выйдет!

— Ничего?

— Ничего.

— Вот и ладненько. Можете думать, как вам угодно, — мне от этого ни жарко, ни холодно. — Паркер несколько секунд смотрел ей прямо в глаза, потом переключил передачу и тронул «Крокодил» с места. — Кстати, Майкл случайно не упоминал, что будет на ужин?..

На ужин был копченый окорок, салат и картофельное пюре. Едва почувствовав запах еды, Марис поняла, как отчаянно она проголодалась, однако ради соблюдения приличий старалась этого не показывать.

Комнату, в которой был накрыт стол, Майкл почему-то назвал «солярием».

— Странное название для застекленного крыльца, — заметил Паркер, подъезжая в своем кресле к тому концу стола, где перед прибором не было стула.

— Это было крыльцо с небольшой верандой, — объяснил Майкл Марис, накладывая ей в тарелку салат. — Оно выходит на берег моря, хотя сейчас, в темноте, его трудно разглядеть. Паркер придумал оборудовать его сдвижными стеклянными панелями, которые можно открывать и закрывать. Теперь он может писать здесь при любой погоде.

Только сейчас Марис заметила в углу комнаты массивный двухтумбовый стол с резными ножками, на котором стояли компьютер и принтер. Прочая же обстановка показалась ей довольно аскетичной, даже суровой. Старые плетеные кресла и диван выглядели достаточно прочными, но подушки почти на всех сиденьях отсутствовали; каменный пол устилала вылинявшая камышовая циновка, а единственная герань в горшке на подоконнике смахивала на египетскую мумию, служа наглядным доказательством того, что без воды ничто живое существовать не может. Впрочем, она еще не сдалась и продолжала борьбу за существование. В целом же «солярий» выглядел как типичное жилище холостяка.