Завидная наша судьба - [53]

Дорого может обойтись нам недооценка сил противника. Оставалась только одна надежда: немцы не выдержат нашей дружной атаки и, деморализованные, не смогут оказать упорного сопротивления. А наши действия будут поддержаны и развиты другими соединениями, особенно тремя лыжными бригадами. Одна из них предназначалась мне, и я рассчитывал ввести ее в бой, как только будет прорван вражеский передний край. А первым двинется в глубину обороны противника лыжный батальон дивизии под командой капитана Костырева — очень храброго и инициативного командира. Под стать ему был и его заместитель по политической части майор Соколов. За этим батальоном должна была пойти оперативно подчиненная мне лыжная бригада.

В ночь на 22 февраля дивизии заняли исходное положение. Атаку предполагалось начать после одночасовой огневой подготовки.

Всю ночь крупными хлопьями валил снег. В 8 часов утра из-за снегопада артиллерийскую подготовку мы начать не смогли и перенесли ее на 9 часов. Снегопад продолжался. Артподготовку перенесли на 9 часов 30 минут. А снежные хлопья все падают и падают. В десяти — пятнадцати метрах ничего не разглядеть. Несмотря на это, командарм подал сигнал: начать артподготовку. И она началась...

Такой артиллерийской подготовки, наверное, никому больше за всю войну видеть не пришлось. Все было скрыто густой пеленой падающего крупными хлопьями снега. Ни о каком наблюдении за результатами огня не могло быть и речи. Звуков разрывов мы почти не слышали, их глушил мягкий пушистый снег. К концу артподготовки стало ясно, что танки атаковать не смогут из-за абсолютного отсутствия видимости. 

Дан сигнал пехоте: «Вперед, в атаку!» Бойцы тяжело оторвались от земли, выбрались из траншей и пошли, утопая по пояс в снегу, — лыжи в то время были только в лыжных батальонах и у разведчиков. Проделанные за ночь проходы в минных полях и проволочных заграждениях противника занесло. Обозначавшие их вехи оказались заметенными снегом или поваленными. Пехота, достигнув проходов, не смогла их найти в непроницаемом белом месиве.

Гитлеровцы, почуяв недоброе, открыли заградительный огонь. Начался тяжелый бой. Каждый шаг давался дорогой ценой.

К полудню 87-й гвардейский полк ворвался в первую траншею и на участке около восьмисот метров захватил ее. К этому времени снегопад стих. В атаку были брошены танковая бригада и лыжный батальон капитана Костырева. Батальон насчитывал четыре сотни человек. Это были замечательные лыжники-бойцы. Сердце забилось от восторга, когда они, рослые, стройные, ловкие, проходили на лыжах мимо наблюдательного пункта дивизии. Через несколько минут лыжники внезапно, почти без потерь, прорвались в глубь вражеской обороны и в шести — восьми километрах от переднего края захватили деревню Лескино, откуда еле унес ноги штаб одного из немецких полков. Закрепившись в деревне, лыжники начали вести разведку, донося обо всем в штаб дивизии по радио и поджидая подхода своих частей. Но лыжная бригада не последовала за лыжным батальоном. Командарм отменил ее ввод в прорыв. Пусть это будет на его совести.

Напрасно я, задыхаясь от волнения, уговаривал Черевиченко разрешить ввести в бой приданную мне лыжную бригаду, настаивал двинуть в прорыв и остальные лыжные бригады. Если бы на это решился командарм, исход боя был другой: несомненно, был бы полный успех. Лыжные бригады расширили бы прорыв и позволили использовать его не только двум атакующим дивизиям, но и всей армии. Этот бой мог перерасти в крупную операцию, в результате которой ржевско-вяземская группировка немцев была бы разгромлена, а не улизнула, как это случилось десятью днями позже.

Связавшись с начальником оперативного отдела полковником С. Н. Переверткиным, я умолял его убедить  командарма не менять ранее принятого решений и позволить мне использовать бригаду для развития успеха на Лескино и далее на Гжатск, нацелив туда же остальные лыжные бригады. Каждая минута промедления смерти подобна! Разговор шел по телефону. Семен Никифорович Переверткин[29] пользовался у командарма большим доверием. Это и учитывал я, обращаясь к нему со своей просьбой.

— Обстановку понимаю и слежу за ней, но что я могу поделать? — взволнованно ответил он. — «Хозяин» не идет на это решение. Боится, не будет успеха.

— Товарищ генерал! — дергает меня за рукав начальник артиллерии дивизии полковник Н. Н. Великолепов. — Глядите, что делается с нашей танковой бригадой.

Бросив трубку, смотрю в сторону противника... «Американские подарки» идут с черепашьей скоростью, причем больше буксуют, чем движутся. Многие уже застряли в глубоком снегу, и вражеская артиллерия расстреливает эти громоздкие неподвижные цели. Пытаемся своим минометно-артиллерийский огнем подавить пушки противника, но полностью это не удается, и танки один за другим вспыхивают факелами. Застрявшие, лишенные маневра машины с места ведут орудийный огонь до тех пор, пока сами не становятся мишенью и гибнут.

В это время группа бойцов третьего батальона 87-го гвардейского полка, возглавляемая заместителем командира батальона по политической части старшим лейтенантом Веселовым, захватила рощу, которая начиналась за первой траншеей и вдавалась на триста — пятьсот метров в глубину обороны противника. Эта группа храбрецов была немедленно отсечена минометным и артиллерийским огнем, и усилить ее было невозможно. Пытавшиеся продвинуться к ним боевые порядки несли серьезные потери и вынуждены были залечь. Заняв круговую оборону, гвардейцы остаток дня и всю ночь удерживали захваченные позиции. Утром враг перешел в контратаку. Численное превосходство было явно на стороне немцев. Две роты фашистов, ведя непрерывный огонь из автоматов, двигались к роще, обтекая ее со всех сторон. Подпустив врага на близкое расстояние,  гвардейцы ударили из станкового и трех ручных пулеметов, из автоматов и винтовок. Потеряв много солдат убитыми и ранеными, немцы дрогнули и залегли. Вскоре они повторили атаку и снова были отброшены. Девять атак отбили в этот день гвардейцы. К вечеру в строю осталось только семь советских бойцов. Но ни у кого не было даже и мысли об отступлении. Делили последний сухарь, бережно подсчитывали и экономно тратили подходившие к концу боеприпасы, трогательно заботились о раненых товарищах. Геройски погиб заместитель командира 2-й роты по политической части лейтенант Попов, до последней минуты не выпускавший рукояток станкового пулемета. Пал смертью храбрых старший лейтенант Кривенко.