Заветные поляны - [28]

Движение и звон посуды на кухне, видимо, разбудили теленка: он завозился, застукал копытцами и тем самым выдал себя. Все поспешили на него посмотреть, только Ванюша сразу-то не понял в чем дело… Теленок, народившийся позапрошлой ночью, чувствовал себя очень бодро, доверчиво тянул блестящую черную мордочку, обнюхивал руки. В загородке возле опечка было ему тепло, но тесновато.

— Хватит места. Так-то стоять удобнее, — определила Катюша. — Вишь, ножки еще плохо слушаются, — поясняла она сыну, придерживая его и не давая влезть к теленку.

Всем было приятно смотреть на двух малышей, которые, кажется, понимали друг друга.

— Славная телушечка народилася, понятливая, — хвастала Мария Ивановна. — Каженный год Комолена коло этого время телится… По соседа бегала. Не оставишь во дворе такую стужу. Вот принесли в избу да поближе к теплу. Быстро отутовела.

Степану приходилось в жизни носить новорожденных телят в избу. Теперь он представил, как устраивали в тепло эту телушечку: в три часа ночи принесли в избу, положили возле печи на солому. Начало рассветать, и она почувствовала жизнь вокруг себя, издалека обнюхивала закуржевелые стекла, в которых белел белый свет. Из темного пространства еще не освещенной дальней комнаты радио славило новое утро. И телушка шевелила ушами, напрягала слух, быть может, она нуждалась в музыке…

— Как же, без скотины нельзя. Скушно. — Мария Ивановна теперь разговаривала с шофером, отвечала на его вопросы. — Корову держу. Продавала было. Сенокосу не давали, вот и продала. Тут опять купила. Теперь детки помогают. Приедут, накосят. Степа все время помогает, каждое лето, уж не прозевает, к сенокосу подладит, приедет. Сыновья тут, неподалеку. Один — в колхозе на тракторе, другой — в участке шофером. У этих свои дворы, и мне нарушать не велят. Вот и держу. С коровой-то хоть и хлопотно, а маслено. Гости нагрянут — есть чем угостить. Мнукам тоже молочко надобно. Этот вот на втором году начал просить: пля кли. Мол, прямо из кринки подавай. Прямо из кринки научился пить… Без скотины какая жизнь. К осени теленка, поросенка выкармливаю. Опять же для детей. Курочек полтора десятка держу… А ты сам-то, гляжу, тоже деревенский?

— Из деревни. После армии задержался в городе, — ответил Сергей.

— Родителей навещаешь?

— Редко приходится. Они — чаще. Приедут, продовольствия навезут. Еще денег норовят дать.

— Вот и ладно. Тем и рады отец с матерью. Нынче молодые как ненарошно живут, все им некогда. В городах-то и бегают, как угорелые. Прямо голова кругом. И чего всех на города тянет? — Мария Ивановна повторила давний свой вопрос, вспомнив, как отговаривала доченьку от переездки в город. — Не разъехались бы, не разлиняла деревня. Гляди, половина домов оставлена. А колхоз раньше-то был. Большой колхоз. И в Ивановском и в Терехине. Как деревня — так колхоз…

— У нас в районе такая же картина.

— А ты сам-то дальний?

— Из Вохмы родом.

— Золовка у меня там жила, — вспомнила Мария Ивановна и замолчала, полезла в погреб за солониной.

Сели за стол, плотно уставленный угощеньем. И пироги — горой, и тарелки с супом, и кринка с топленым молоком, и блюдечко с кружочками огурцов, и блюдечко с груздьями, и сахарница с вареньем, и тарелочка с колбасой.

Некоторое время молчали. Степан взглянул на гроздья — связки лука на шестах:

— Опять много наросло.

— Три грядки садила. Гниет шибко. Осень-то какая была. — Мария Ивановна вздохнула, взяла со стола махонькую, с наперсток, рюмочку с домашней рябиновкой. — Со встречей, милые дети.

Чокнулись, но пить не спешили. Смотрели на Марию Ивановну, ждали, что она еще скажет.

— Вот и опять свиделись, — сказала она, приподняла рюмочку, выпила и чмокнула губами. — Забористое какое.

А на глазах у нее, на внимательных и доверчивых, но уже ослабевших глазах — счастье, надежда и печаль.

— Спасибо, детки, приехали. — Она повернулась, взглянула на часы.

Большие настенные часы в футляре висят все в том же простенке. Как перед войной их повесили, так и висят, Мария Ивановна заводит их каждое воскресенье в одно и то же время. Все идут, идут и не вставали никогда, ремонту не требовали. Тихо, как-то раздумчиво тикают. Вот будто бы медленнее пошли… Незадолго до войны Павел Матвеевич купил их. Тогда дочь Катя родилась. Отец на радостях и купил большие шикарные часы. В среднем простенке повесил, рядом с зеркалом. И круглое радио тут же прикрепил.

— Радио включить — выключить вздумаю, платок по зеркалу повязать, получается к часам подойду, — поясняет Мария Ивановна. — Подойду, самого вспомню. С фронта писал — спрашивал: исправны ли? Так и не пожил по своим часам.

Павел Матвеевич не вернулся в дом, построенный перед войной, не взглянул больше на часы, купленные на долгие годы… Не услыхал больше, как кричали по ночам, звали его во сне, два сына и дочка: «Папа приехал! Папа приехал!»

…Из соседней деревни пришел проведать мать старший сын Василий, коренастый, жилистый мужик в механизаторской спецовке. Он обрадовался неожиданной встрече с родными, шумно здоровался, говорил бодро:

— Вот и ладно. Вот и молодцы. Я не прогадал. Дай, думаю, проведаю. Счастье, значит, есть, как раз к застолью попал. — Указательным пальцем пощекотил Ваню, потрогал у него «мускулатуру» и похвалил: — Хорошо растешь!