Завет внуку - [5]
Да затем, что более всего углубляет наши знания участие в литературных спорах и диспутах, совместное чтение, сопереживание, взаимный обмен информацией. И все это — не по обязательной программе, а по потребности души и интересу ума. И боже сохрани вас считать, что обязательной программы вам хватило, чтобы узнать и понять того же Пушкина. Только человеку, духовные потребности которого сведены к минимуму, кажется, будто Пушкин ему совершенно ясен. А чем более развит человек, чем он культурнее и эрудированнее, тем для него очевиднее неисчерпаемость творческого наследия великого поэта.
Пушкин действительно неисчерпаем и непознаваем до конца. И каждый человек воспринимает его по-своему. И никогда не будет найден общий эталон понимания. То же относится к творчеству любого большого художника. И эта прекрасная неисчерпаемость — лучший для человека стимул проникать в суть бессмертных произведений искусства.
Низкий поклон всем гениям искусства! Они донесли до нас память и славу предков, помогают познать законы сегодняшней жизни, напоминают о долге оставить добрый след для потомков. Оставаясь вечной загадкой, они манят нас прикоснуться к их жизни, чтобы понять, что же питало и вдохновляло их умы.
Одно из таких мест на земле, где можно, призвав на помощь воображение, перешагнуть через время и попасть в творческую лабораторию большого мыслителя, — наше Пушкиногорье. И я говорю каждому, чье сердце хоть однажды пленилось гением пушкинских строк: «Добро пожаловать к нам в гости!»
«Добро пожаловать!..» Это не обязательная вежливость воспитанного человека, а искреннее приглашение. Всех. Каждого. Кого навсегда приковал к себе пушкинский талант и тех, кому еще только предстоит счастье открытия для себя величайшего из поэтов.
Глава 3
ВЫБОР
Я человек старый, мне уже за восемьдесят. Полжизни я отдал Пушкиногорью. Много лет я занимаюсь Пушкиным. Я изучаю то, что он видел на Псковщине, что он в ней особенно полюбил. Как приходила к нему муза и где эти тропинки-дорожки, на которых происходило это таинственное свидание…
С минувшей войны я вернулся инвалидом. Не знал, с чего начинать. Тогда мне и предложили: поезжай в Михайловское и приложи старание и умение в восстановлении этого пушкинского уголка, ведь ты опытный музейный работник!
Приехали мы с женой в Михайловское. Жили в траншее, потом в бункере, в окопе. Кругом разорены были все деревни. Все жилое разбито. Я не говорю уже о музее Пушкина, он был уничтожен. Все было разрушено. И монастырь, где он был похоронен, и его дом, и домик няни, и деревья — его современники. Фронт находился от пушкинского сердца в одном километре.
Я сказал себе сначала: «Брось ты это дело». Но остался. Да и можно ли было, видя, как мучился этот край — старый, псковский, защитник русских рубежей, — можно ли было не возродить его к жизни! Ведь подумайте, Бориса Годунова Пушкин писал, беседуя с теми людьми, деды которых когда-то жили здесь!
Так и началось мое большое дело. Я, конечно же, один бы ничего не сделал. К нам приехала специальная комиссия. В эту комиссию был назначен академик Алексой Викторович Щусев. Я записывал каждое его слово, слова он подкреплял набросками карандашом и пером. Некоторые рисунки у меня сохранились. Мы обошли все. Везде были надписи: «Проход закрыт. Заминировано. Разминировка через 2–3 месяца». Мы входили в сохранившийся полуразвалившийся дом без крыши, и саперы шли впереди. «Да бросьте», — отмахивался Щусев. Тогда сапер поднимал доску и говорил: «Смотрите!». И вынимал пехотные мины.
Так как все деревни вокруг были разрушены, колхозники поселились в парках: Михайловском, Тригорском, Петровском. Никто не хотел возвращаться на место своих исчезнувших деревень. Надо было людям объяснить, зачем это нужно.
И мы стали музей создавать. Сообща начали свою очень трудную работу. Пять лет разминировался Пушкинский заповедник. Вспоминается Пушкинский праздник 1949 года. К нему готовились долго. А после юбилея, когда стали убирать мусор, нашли саперы в заповеднике трехметровую кучу невзорванного тола.
Каждый год, когда мы готовимся к празднику поэзии, берем в руки грабли, лопату, метлу. Надо вес очистить, отполировать, и не бывает года, чтоб не попадались то снаряд, то мина, я не говорю уже о патронах.
Наше государство постоянно заботилось о благоустройство Пушкинского Государственного заповедника. Неустанно расширялись его границы. Они и сейчас продолжают расширяться.
Из Германии были возвращены многие вывезенные туда фашистами вещи. Среди них и книги регистрации посетителей. И даже одна книжка, где фашистские молодчики записывали свое первоначальное впечатление о посещении Михайловского. Ибо в начале, когда они вошли в усадьбу Пушкина, им казалось, что они пришли сюда навсегда, они будут насаждать тут свой пресловутый фашистский порядок. Поэтому они и музей даже открыли. Но потом они Михайловское разграбили… Через годы музейные вещи мы находили в самых разных местах. Нашли, конечно, не все.
Так вот, после восстановления того, что было уничтожено гитлеровцами, мы решили восстановить и то, что погибло еще в тревожные годы гражданской войны, что уничтожило беспощадное время. Постепенно возникла идея создании Большого Пушкинского заповедника, куда бы пошли не просто Михайловской и Тригорское, но и Святогорский монастырь, и Петровское, и древние памятники, которые Пушкин видел, которые на него произвели впечатление, которые подталкивали его мысль к исторической теме, — городище Воронич, городище Савкино…
В сборник включены рассказы директора заповедника в Пушкинских Горах Семена Степановича Гейченко, посвященные пребыванию А. С. Пушкина в разные годы в Михайловском. Рассматриваются как факты биографии, так и творческая история произведений поэта, созданных в эти годы. Книга основана на огромном документальном материале — биографическом, историко-литературном, архивном.
Знаменитый москвовед, некрополист, страстный почитатель Пушкина, профессор математики Михаил Дмитриевич Артамонов рассказывает о родственниках, друзьях и знакомых поэта, похороненных на шестнадцати старинных московских кладбищах. В одном только Донском монастыре можно встретить десятки надгробий пушкинской фамилии. Сам поэт часто бывал здесь – посещал могилы своих дедушки и бабушки (по отцовской линии), чтил память поэтов А. П. Сумарокова и М. М. Хераскова… На старом Донском кладбище нашли свой последний приют и его нежно любимая тетушка Анна Львовна, и дядюшка Василий Львович, на новом, впоследствии, упокоилась старшая дочь – Мария Гартунг…От легендарного директора знаменитого Пушкинского музея-заповедника на Псковщине Семена Степановича Гейченко читатель узнает малоизвестные факты об истории захоронения поэта и судьбе надгробия на его могиле у стен Святогорского монастыря.
Почти полвека Семен Степанович Гейченко был хранителем Пушкинского музея-заповедника на Псковщине. Уроженец Старого Петергофа, солдат Отечества, после тяжелого ранения вернувшийся с фронта, он восстановил из руин усадьбы в Михайловском, Тригорском и Петровском. Гейченко называл себя «Домовым», зная каждую мету, связанную с Пушкиным в Святых горах, и до конца своих дней сохраняя там жизнь духа русского гения. Эта книга легендарного человека о заветных тайнах несравненного края, где навсегда оставил свое сердце Пушкин.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.