Завет - [83]

— Он дал мне точные указания…

— Я тоже. — Камилла протянула руку и сгребла в кулак рубашку у него на груди. — Как ты поступишь, как разрешишь дилемму? Ты можешь выполнить либо его приказ, либо мой; третьего не дано. Так господин или госпожа? — Притянув Корнадоро к себе, она заставила его остановиться. — Кому ты предан больше?

Он судорожно пытался справиться с нарастающими спазмами в бедрах.

— Скажи мне, быстро, — выдохнул он, — кто выйдет победителем из этой войны?

— Войны, Деймон? — Камилла улыбнулась. — Ах, да, ведь ты же итальянец. У итальянцев это в крови — со времен цезарей, когда весь мир был в вашей власти… — Крепче стиснув пальцы, она вскинула голову, смотря на него без тени заинтересованности. — Спроси себя сам, как я могу выиграть эту войну? Я ведь всего лишь женщина… — Она выплюнула последнее слово, словно оскорбление.

Корнадоро смотрел на нее. Капли едкого соленого пота стекали по его лицу, глаза от них щипало.

— Тебе прекрасно известно, кто ты такая, — проговорил он глухим от еле сдерживаемой страсти голосом, — и мне это тоже известно.

— Так, значит, — ее голос был серьезен, почти мрачен, — ты сделал выбор?

— Я выбираю победу, — сказал он.

— Или битву до последней капли крови, — отозвалась она.

Он наклонил голову и прижался лбом к нежной коже у нее на груди. Камилла разжала пальцы. По его телу пробежала судорога; не в силах больше сдерживаться, он в последний раз дернулся и затих. Она ласково, словно ребенка, погладила его по шее кончиками пальцев.

Бутылка, стоящая на серебряном подносе, опустела. Лампы были погашены, но через незашторенные окна в комнату проникал мягкий свет, по стенам и потолку пробегали блики. Плеск воды слышался совсем рядом, так отчетливо, словно они плыли на лодке посреди океана. Взревел и снова умолк двигатель моторки, послышалась итальянская речь: привезли продукты для ресторана в отеле. Несколько минут — и все стихло, и снова остался только монотонный плеск.

Браво и Дженни лежали на кровати бок о бок, нагие, не касаясь друг друга, окруженные легким ароматом вина и воспоминаний.

Неожиданно Дженни тихонько прыснула.

— Что?

— Мне понравилось, как ты ревновал.

— Вовсе не ревновал, — отозвался он.

— Ну-ну… разумеется! Ни чуточки! — Она не удержалась, и с ее губ сорвался еще один смешок.

Снова ненадолго наступила тишина, нарушаемая лишь звуками ночной Венеции, украдкой проникающими через окна. Почему-то эти звуки успокаивали, создавали ощущение защищенности, словно унося их обоих далеко-далеко от окружающего суетного мира.

— И почему же это тебе понравилось? — наконец поинтересовался он.

— Угадай.

— Я чувствую себя пятнадцатилетним мальчишкой, — признался Браво в ответ.

Дженни дотянулась до него рукой и сжала пальцами запястье.

— Я боюсь, — проговорила она в темноту.

— Чего?

«Снова эта мгновенная перемена настроения», — подумал Браво.

— Того, что чувствую рядом с тобой. — Дженни тут же прикусила губу. Немыслимо. Она никогда не сможет ему признаться.

— Ничего, — сказал Браво. — Я понимаю.

Но он понимал только то, что она сама дала ему понять. Нет, тот случай из ее юности, когда мать отослала Дженни из дома, был подлинным. Она не лгала, но… Поделившись с Браво этой историей, Дженни намеренно увела его в сторону. Причины ее страха коренились совершенно в другом.

Браво, и не подозревавший об этих мучительных раздумьях, принял молчание Дженни за подтверждение своей догадки и на этом успокоился. Помедлив немного, он снова заговорил:

— Тот снимок…

— …который твой отец носил с собой в зажигалке? Я так и не поняла, почему ты…

— На этой фотографии — не я. — Браво потянулся, взял с ночного столика зажигалку, снова открыл ее и вытащил карточку. В полумраке лицо ребенка трудно было разглядеть как следует. Снимок казался призрачным и словно тускнел с каждым мгновением, — возможно, из-за того, что изначально черно-белая карточка была затем раскрашена от руки. — Это мой брат, Джуниор.

— Я не знала, что у тебя есть брат.

— Это неудивительно. Джуниора давно нет в живых.

— Браво… мне жаль.

— Это случилось много лет назад. Мне было как раз пятнадцать… — Он закрыл «Зиппо» и положил зажигалку обратно на столик. — Стояла зима, и мы отправились кататься на коньках. Джуниору в тот год исполнилось двенадцать лет. Кроме нас, там катались еще ребята чуть постарше, и я заметил девочку, которую уже встречал до этого пару раз. Она мне страшно нравилась, но я никак не мог набраться храбрости и хотя бы подойти. Знаешь, как это бывает.

— Да, — прошептала она, — знаю…

— Я увидел, что она смотрит на меня, и принялся выделывать двойные аксели и все такое прочее, чтобы произвести на нее впечатление, полагая, что шанса больше может и не представиться. А на коньках я, надо сказать, катался очень прилично, даже более чем. Пока я устраивал это представление, Джуниор, видимо, заскучал. Кто знает… в общем, он отбился от нас… заехал слишком далеко и провалился под тонкий лед.

Отчетливо, будто наяву, Браво снова услышал этот резкий зловещий звук, словно выстрел из винтовки, расколовший небо у него над головой. Страшный треск далеко разнесся в прозрачном холодном воздухе, ударил по барабанным перепонкам. С тех пор Браво не мог заставить себя ни забыть его, ни поделиться с кем-нибудь этим воспоминанием. В то самое жуткое мгновение он осознал, что человеческая жизнь не прочнее яичной скорлупы.