Завещание лейтенанта - [69]

– Только доброго имени они ему не вернут, – с сожалением сказал Дымов, понимая, какой огромной силой воли обладал человек, объявивший сам себе приговор, смерть от голода. Терпел унижения, лишения ради счастливого будущего своих детей!

Его замечание осталось незамеченным.

– Дело в том, что сумма списанных с государственных счетов денег за внесенную предоплату королю Гавайского государства в несколько раз превосходила стоимость конфискованных в казну орловских имений, – неожиданно продолжил адмирал, – данная афера послужила генеральной репетицией перед продажей в 1867 году Соединенным Штатам Америки шести процентов нашей земли – Русской Америки. Сделанная Орловым работа по подготовке соглашения короля Гавай Камеамеа о добровольном вхождении в состав России использовалась в корыстных целях близким окружением царя. Под не заключенный еще договор они получили большие деньги в качестве премиальных, а чтобы скрыть их «нецелевое использование», иезуитским образом убрали главного свидетеля сделки. Неслучайно один русский дипломат Федор Тютчев так охарактеризовал действительность: «Русская история до Петра Великого – сплошная панихида, а после Петра – одно уголовное дело».

– Не нам судить правителей, – смиренно остановил разволновавшегося Невельского владыка, – на все воля Господа нашего Иисуса Христа! Важно понимать: Орлов попался в ловко расставленные сети тайного заговора по своей вине. Бог наказал его за блуд с замужней женщиной! Не забывайте, церковь всегда призывала к целомудрию.

– Кто же был тот ловкач, уполномоченный правительства? – в один голос спросили женщины, не принимая во внимание нравоучение старого монаха.

Они не осуждали женщину, убившую мужа ради любви к другому мужчине. Они что-то знали такое, что старательно замалчивали учившие правилам жизни религия и вожди. Наступила гробовая тишина. Николай с удивлением отметил, что покрытые копотью массивные подсвечники горят особенно ярко, а вместо китовых свечей – стеклянные колпаки. Наступила эра ламп, работающих на добываемом из нефти керосине. Да и женские платья, лишившись корсетов из китового уса, подчеркивали красоту женской фигуры. Только человек не изменился.

– Что же, владыка, застеснялись? – укоризненно начал Геннадий Иванович.

Лимонное его лицо стремительно наливалось желтизной, и владыка испугался непредсказуемой прямолинейности моряка, поспешил с ответом:

– Вот так начинал свою блестящую карьеру сегодняшний канцлер Российской империи князь Александр Михайлович Горчаков. В ту пору ему шел двадцать восьмой год. Именно он и был тем самым уполномоченным из Петербурга!

Николаю Дымову пришли на память стихи:

Беги льстецов, водись лишь с тем, кто прям.

Довольствуйся чем есть, не сетуй: «Мало!»

Величье шатко, в злобе свет упрям,

Богатство слепо, лесть имеет жало.

За счастьем гнаться, право, не престало.

Смиряй себя, послушайся совета,

И правду ты узришь: не страшно это![93]

На ночной улице их встретил сырой ветер. Небо заволокло белыми тучами, похожими на волны бушующего моря. Они поглотили появившиеся звезды. Николай, как и в день первой встречи с Лизой, наблюдал редкое природное явление, называемое «дьявольскими облаками». Как в далеком детстве, принял пробежавшую по груди мышь за предвестника скорой смерти, так и сегодня считал не случайным небесное предзнаменование.

21

В Ярославле зима выдалась холодная и малоснежная. Народные приметы пророчили раннюю весну. Солнце тускло светило, жмурясь от ослепляющей белизны снежной долины. Устав бороться с морозом, заходило за горизонт необычно рано, до 16 часов дня. Именно 9 января 1872 года, после Святок, случится важное событие.

На левом низменном берегу Волги у деревни Филино в стилизованном под старинный русский терем деревянном здании вокзала топталось много людей. В основном то были рабочие, отогревавшиеся у огромной железной печи, памятником стоящей посередине просторного зала. В дальнем углу немногочисленная группа одетых в меховые шубы начальников.

Рабочие курили едкие самокрутки, обсуждая предстоящее событие.

– Смотри-ка, все тузы собрались, как есть! – горделиво, словно те приехали к нему в гости, бросил в сторону господ молодой ярославец.

Его одернул пожилой мужик, с рыжими от никотина редкими зубами и хитроватым взглядом:

– Есть, да не про твою честь!

Толпа ехидно хохотнула в ответ. Здесь были свои, костромские, вологодские и ярославские мужики. Все они держались за хорошо оплачиваемое место, помня, как совсем недавно на строительство железной дороги Москва – Сергиев Посад даже простых работяг привозили из Франции.

– А чаво ждем, мужики? – бесшабашно выкрикнул из толпы мальчишечий звонкий голос.

– Вот еще один олух царя небесного выискался, – срезал говоруна тот же пожилой рабочий, – ждем самого хозяина. А не чаво, да чаво.

Дружный смех колыхнул дымное облако над головами людей.

– Нашу дорогу пришло время сдавать комиссии, – сняв стоявшую как валенок шапку, рабочий с уважением мотнул седой головой в сторону хорошо одетых людей в дальний угол зала, – а как ее сдать, без поезда. Должен проехать, попробовать на прочность. Поезд, вишь, стоит на том берегу. Моста-то, дурья башка, нету. Потому мы на морозе и уложили рельсы по льду. По ним он и пойдет в нашу сторону, а то, как же, ждать до весны, когда паром перевезет. Нет, брат, нас, дураков, на Руси еще на сто лет хватит! А господа-акционеры свои денежки кровные вложили в стройку, им государство их вернет, как только железку-то примут. Потому без паровоза никак нельзя.