Завещание лейтенанта - [53]

– Ну-у, голубушка, – выдохнул напряженно Острено, – не хуже английского лорда закрутили!

– Имеется и третий путь! – вклинился в разговор Дымов.

Наступила очередь удивиться Острено:

– У вас не семья, а прямо английский парламент!

Николай, не обращая внимания на его шутливый тон, продолжил:

– Укреплять Дальний Восток, Камчатку и Аляску. Не хлопок, а китовый жир определяет сегодняшнее промышленное развитие. Он служит главным энергетиком. Успехи нашей китобойной компании за столь короткое время тому подтверждение. А Российско-американская компания, по моему мнению, допустила серьезную ошибку, направив основные усилия на второстепенные вещи – добычу пушнины и морские перевозки хлопка.

Образ жизни много значит для человека. Дает ощущение мира, формирует, как базис в экономике, его характер. Острено был человеком своей эпохи – безгранично верил в справедливость императора, всеми силами поддерживал существующие устои жизни. Он искренне не понимал, зачем отменять крепостное право, в то же время поддерживал начинающую военную реформу. Выступал за простоту военного устройства: введение удобной формы, отмену многочисленной офицерской и генеральской прислуги[78]. Конечно, сегодня ему не понравилось вольнодумство Чайковского. Он считал поляков чем-то вроде евреев, считающих себя народом, наделенным особой миссией на земле. Потому ему захотелось осадить возмутителя порядка:

– Господин прапорщик, вы, кажется поляк?

Якуба передернуло, как затвор винтовки. Вылетевшей пулей прозвучал ответ:

– Моя Родина в оккупации, мой долг, как всякого патриота, защищать ее независимость!

Жилистое тело польского патриота вытянулось в струну, наклонилось вперед так, что Дымов испугался за товарища, готового вот-вот вывалиться из кресла. Чайковский, похожий на сжатую пружину, медленно разжимался, чеканя стих:

Спал тяжело я, как будто в оковах, но в вещем во сне

Синее, звездное небо пригрезилось мне;

Каждою яркой звездою, сопутницей ночи,

Жгло мне сквозь веки оно отягченные очи;

Но терпелив был я, силен и крепок тогда…

Вдруг в полуночи на север скатилась звезда

И услыхал я:

«Внемлите глас Божий: для божья народа

Царственно с неба падучей звездою слетает Свобода!..»[79]

Чайковский с Острено еще не знали о происшедшем 10 января восстании. В этот день бунтовщики напали на русские гарнизоны, создали Временное национальное правительство и провозгласили независимость Польши. Национальная интеллигенция, помня прошлое превосходство над народами Западной Руси, мечтала снова «полячить и латынить».

В душе Острено боролись два противоречивых чувства от дерзкого ответа бывшего однополчанина: возмущение за оскорбление его патриотических чувств и уважение к смелости поляка. Старый моряк впервые не нашелся, что ответить. Вопрос, неожиданно возникший в ходе сегодняшнего разговора, ставил в тупик. Он не понимал, какая силища двигает людьми, заставляя хладнокровно убивать друг друга. Англичан, турок, французов, русских и поляков, отдающих жизни за понятные только им ценности. В памяти всплыли события восьмилетней давности. Последнего дня обороны Севастополя. «Мы однозначно патриоты, защищающие свою родную землю, – рассуждал Острено, – почему же тогда другие люди с не меньшим героизмом желают у нас ее отнять? Зачем многонациональная армия Наполеона вломилась без спроса, словно грабитель в чужой дом? Восстает снова и снова Польша. Зачем она нам? Неужели глупые люди не понимают, что никакая идея не может быть ценнее человеческой жизни?»

Мысли Чайковского были намного воинственнее. Он был всецело поглощен будущими событиями. Не видел пути освобождения, кроме вооруженного восстания, понимая: в одиночку полякам не одолеть сильного противника. Но поражение России в Крымской войне поколебало страх и придало уверенности в обязательной военной помощи «союзников» восставшим. Еще в 1861 году Чайковский получил от Ярослава Домбровского, члена варшавского «Центрального национального комитета», предложение вернуться на Родину и принять участие в подготовке восстания. Организация нуждалась в боевом опыте офицеров-поляков. Приложенная к письму программа соответствовала его мировоззрению: упразднение сословий, независимость государства, собственность крестьян на землю, референдум о желании жить вместе среди покоренных ранее украинцев, белорусов и литовцев. Переписка шла вяло по причине гигантского расстояния и противодействия со стороны полиции. Почту вскрывали. Приходилось соблюдать осторожность. Из последнего письма, переданного нарочным, Якуб узнал об аресте Домбровского и получил приглашение возглавить военно-морские силы еще не существующего Польского государства. Повстанцы как будто знали о его неожиданном богатстве. Якуб понимал, что не одинок в своем патриотическом стремлении. Выражали сочувствие и реально поддерживали поляков оппозиционер Герцен, проживающий в Англии, Петербуржский комитет «Земля и воля», тайная русская офицерская революционная организация Андрея Потебни[80]. По предложению анархиста Бакунина создавался добровольческий русский легион. Даже Гарибальди захотел участвовать в вооруженной борьбе на стороне восставших.