Завещание лейтенанта - [38]

Серые волны с белыми барашками, прямо по курсу лодки, превратились в большое белое пятно. На его месте показалась спина огромного млекопитающего. Из воды вынырнул похожий на огромный кузнечный молот черный его хвост, лениво шевельнулся и скрылся в белой пене. В каюте Дымова висела картина, изображающая голубенького китенка. Он вспомнил, как ласковым зверьком изображали кита и жители старой Праги, помещая его игрушечное изображение вместо номера дома, над входной дверью. Мило смотрелись бронзовые китята, подвешенные за хвостик, вместо дверного молоточка.

Представление жителей земли не соответствовало действительности.

– Не припомню, что бы хоть одно государство в качестве герба использовало символ кита, – шёпотом проговорил гарпунщик Отто Линдгольм, словно боясь спугнуть огромное животное.

– Герб предупреждает врагов о силе государства, а кит беспомощен перед человеком, – не задумываясь ответил Дымов, вспомнив сургучную печать с императорским гербом на письме, которое вез в Севастополь.

– Кит в море – как лев на земле, – с восхищением наблюдая за исполином, проговорил Отто.

– Лев хищник, как и сам человек, – ответил Дымов, продолжая наблюдать за неохотно убегающим от вельбота китом.

– Кровь у кита теплая, как у человека, – подсказал молчавший все это время Якуб Чайковский, который помогал гарпунеру, был его временным «оруженосцем».

– Вот-вот, – живо откликнулся Отто, – люди его презирают как раз за миролюбие! Обидно нам, теплокровным человечкам, иметь конкурента по праведной жизни, да еще в виде безобидной жирной туши. Вот страшное и жестокое чудовище нам больше по нраву. Потому как человек преклоняется перед силой, только Иисуса Христа почитаем, потому как признаем собственный сволочной характер.

– Сердце у тебя ожесточилось от стремления к богатству! – убедительно отвечал на такую исповедь Дымов.

– Ожесточилось, да не от богатства, а как раз от бедности, – смиренно поправил товарища Чайковский.

Бывший севастопольский прапорщик оказался в компании китобоев по той же причине, что и молодой недоучившийся студент рыжий Отто. По бедности и естественному желанию заработать. Принадлежащий к когда-то знатному роду мелкопоместной шляхты Якуб Чайковский не оставлял планов возвращения на родину. Как раз с 1859 года в польских землях, входивших в состав Австрии, Пруссии и России, снова оживилось национально-освободительное движение. Якуб переписывался с земляками и был хорошо осведомлен о текущих событиях. Его приглашали принять участие в подготовке восстания, идеи которого он полностью разделял: восстановления Польского государства в границах 1772 года, с включением литовских, белорусских и украинских земель. Чайковкий считал разумным не выходить из состава Российской империи, но строить отношения в форме унии, то есть федерации.

– Киту ум не нужен, – невпопад, думая о своем, силясь перекричать ветер, выкрикнул гарпунер.

Он готовился к ответственному моменту. Вдохнув полной грудью воздух, задержал его на минуту, после чего с силой метнул железное копье. Его выдох совпал со свистящим звуком разматывающегося пенькового линя, следующего за гарпуном. Дымову звук показался слишком знакомым. Как завывание баб, оплакивающих покойника. Кита никто не собирался оплакивать, наоборот, его гибель воспримут с радостью. Дымов считал и стенание женщины по покойному неправдивым, ложным. Не понимал, зачем убиваться по несуществующему человеку, да еще при чужих людях. Видел в этом ханжество: «Вот выплачусь, выговорюсь и сброшу память о мужчине, чтобы лечь под следующего».

Рыжий Отто с удовлетворением посмотрел на кадку, где только что был аккуратно уложенный линь. Именно он представлял наибольшую опасность для гребцов в шлюпке. В петли разматывающегося линя могут попасть руки гребцов. Человека вырывает с лавки и бросает в море.

Вельбот между тем покорно следовал за смертельно раненным китом – вытащить гарпун могли только после его смерти. Струйки по огромным бокам набухали и превращались в ручьи крови. Кит остановился, лениво двигая по воде хвостом.

– Предсмертные судороги, сейчас и дух испустит, – пожалел загребной. Заметили и на судне развязку. Вот уже обмякшую тушу, намного превышавшую вес судна, крепили железными цепями к деревянному борту. Сразу же, без предупреждения, команда из пятнадцати человек бросилась на разделку добычи. Стоя по пояс в крови и студенистом желтом жире, моряки длинными полосами резали толстую шкуру и поднимали с помощью лебедки большие куски на палубу. Другие рабочие опускали их в «ворванную камеру».

Работали без перерыва на обед. К вечеру с волчьим аппетитом, обжигаясь, похватали зажаренный на сковородке и обваленный в муке деликатес – китовые мозги, по вкусу напоминающие молодую телятину.

С наступлением темноты работа продолжалась при свете факелов. Торопились разделать тушу, чтобы освободить место для следующей добычи. Семен Тарбеев и Якуб Чайковский, будучи хозяевами своих судов, работали наравне со всеми. В первом рейсе флотилии они помогали Дымову и находились с ним на «Лейтенанте Бошняке».

Рядом с Семеном трудился Чайковский. Сосланный на срок военной службы в Охотск уклонист-духобор Тарбеев не любил поляка. Основной причиной тому была заносчивость последнего, хвастовство своим офицерским и шляхетским прошлым. Чайковский же и не думал обращать внимания на недовольство человека из низшего сословия. В то же время объединяло их желание бороться с царским режимом, отстаивая свои ценности.