Завещание Джеффри - [107]

…Вновь некая моя часть словно со стороны наблюдала, как я прошел перед кораблем и встал так, чтобы меня увидели из иллюминатора. Реакция тех, кто находился внутри, последовала незамедлительно. Сперва я заметил мельтешение в темноте за прозрачными панелями, затем в моих наушниках раздался треск, превратившийся, когда приемник настроился на частоту передачи, в серию резких отрывистых звуков. Не зная точно, как себя вести, я просто сказал. «Не понимаю», — и поднял руки в общепринятом жесте приветствия.

Видеозапись этого исторического момента повторялась так часто, что диву даешься, как только она еще вызывает интерес. Я полагаю, синдром «мы не одиноки» возник в те времена, когда наши косматые предки, раскрыв рот, глазели на огни в небе, — отсюда, вероятно, совсем иное отношение к Первому Контакту. Для Шендиста, Элкорн и Дивани появление маленького инопланетянина перед посадочным модулем было неизбежностью, рано или поздно такое все равно бы произошло. Просто фантастическая удача выпала именно им… Последующие действия людей были отрепетированы бесчисленное множество раз в бесчисленном множестве воображаемых ситуаций. В отличие от Фуили Земля давно была готова к этому событию.

Когда открылся люк и одно из существ спустилось по металлической лесенке, я спокойно остался на месте, словно малоценный робот, управляемый с безопасного расстояния. Моя вторая половина все так же бесстрастно вела наблюдение за фуили, покорно ожидающим того, чему суждено случиться.

Спустившись, существо не спешило отойти от лестницы, оно стояло лицом ко мне, подняв верхние конечности. Нескладное герметизированное одеяние этого существа скрадывало и искажало его истинные формы, и все же оно, безусловно, в полтора раза превосходило меня по высоте и имело более узкое туловище. За прозрачной пластиной шлема виднелись будто приплюснутые черты лица и тонкая прорезь рта. Существо указало на себя и издало звук.

— Человек? — произнеся.

Странная голова энергично закачалась.

— Человек, — повторило существо, вновь указывая на себя.

Я размышлял. «Человек» было именем или данной особи, или народа, к которому она принадлежала. Посчитав второе более вероятным, я указал на себя:

— Фуили.

— Фьюли? — Существо сделало шаг вперед.

— Фуили, — сказал я и шагнул навстречу.

— Человек. Барри.

Я был в затруднительном положении. Хотя изменившееся внутреннее состояние позволяло мне смириться с фактом существования этого «человека», я не мог примириться с тем, что инициатива исходила не от меня. Происходящее казалось мне иллюзией, вызванной моим замешательством. Тем не менее если общение между нами в принципе возможно, я обязан был выяснить, как далеко заведет нас этот странный разговор.

Оно добавило слово «Барри» к слову «человек». В свою очередь я сказал:

— Фуили. Джефапроникитафреказанзис.

Как объяснял впоследствии Барри Дивана, череда взрывных согласных прозвучала не как информация, а скорее как угроза. Поэтому Дивани отошел назад и приготовился поспешно подняться. Это недоразумение приобрело сомнительную славу первого из великого множества преследовавших наши отношения недоразумений.

Я, конечно, не понимал причины нервного поведения человека, но этого, впрочем, и не требовалось. Безусловно, мое появление внесло неожиданный разлад в его картину мира, точно так же, как само наличие этого существа — в мою. И все же основной вопрос оставался нерешенным. Как объяснить эту новую реальность тем, кто меня сюда послал? Чем больше я думал, тем больше начинал подозревать, что, по крайней мере в данном конкретном случае, общение с людьми пойдет значительно легче, чем с моими собственными собратьями.

Я вызвал Первого.

— Нахожусь у места посадки, — доложил я. — Существа на борту корабля не из числа фуили.

Ответа не последовало. Либо мое сообщение было просто записано, либо же Первый усомнился в моей психической полноценности.

Человек по имени Барри неохотно отошел от лестницы, когда вниз спустился его товарищ; третий член экипажа оставался внутри аппарата. Человек-Барри обратился с длинным монологом к спустившемуся. Отрывистая речь действовала на меня раздражающе, и я уменьшил громкость приема. Наконец вновь прибывший повернулся, указал на себя и голосом более высоким и менее неприятным произнес:

— Кэтрин.

— Джефапроникитафреказанзис, — повторил я.

На этот раз, по-моему, они поняли. Оба двинулись ко мне и на полпути остановились. «Джефапрони…» — начал тот, кого звали Кэтрин. И запнулся. (Похоже, консонанты давались им с трудом.) А потом продолжил ликующе:

— Знаю! Я буду звать тебя Джеффри!

Я хотел рассердиться. Обращение каким бы то ни было уменьшительным именем — тяжкое оскорбление, караемое судом и последующей компенсацией. Но вряд ли можно винить людей за ограниченность развития органов речи; они скорее достойны жалости, нежели осуждения.

Ограниченность…

Тогда-то и возник зародыш идеи.

Джеффри пришел к представлению о людях как о «разумных животных» в такой же степени для защиты своих соотечественников от катастрофического шока, как и для того, чтобы иметь повод привести двух из трех прилетевших странных созданий на Станцию фуили. Гордость заставляет меня признать, что это начало не назовешь удачным с точки зрения нас, людей; но очевидно, что у Джеффри выбора практически не было. То, что он выжил после потрясения, еще не гарантировало благополучного исхода для его народа в целом. Слишком глубоко коренилась вера в уникальность фуили; ее не воспитывали — ее наследовали как органическую часть психики. Представьте извращенность мышления, которое допускает существование животных, строящих космические корабли, и, возможно, вам будет легче оценить глубину этой веры. К счастью, новое поколение фуили уже не страшится признать людей друзьями. В этом смысле Джеффри, безусловно, опередил свое время.