Затяжной поворот: история группы «Машина времени» - [20]

Потом у нас получилось что-то, вроде, отпуска, перед первым совместным сезоном. Андрей, насколько я помню, уехал в Польшу, а мы с Саней отдыхать куда-то на юг, на машине.

Александр «Фагот» Бутузов

Летом 79-го мы втроем, Кутиков, Ефремов и я, поехали в Коктебель. Валерка только-только, за две недели до этого, купил себе тачку, красную «копейку». Прежде на всю группу была одна машина – у Мелик-Пашаева – оранжевая «копейка» или «трешка», сейчас уже точно не скажу. А Макар в это время со своей первой женой Ленкой Фесуненко и еще одной супружеской парой (девушка, которая сейчас на телевидении программу «Театр+ТВ» ведет и ее муж, поляк, который тогда влюбился в Ленку) отправились в Польшу. Это, кстати, был первый выезд Макаревича за границу.

В Коктебеле Кутиков пел всем на костровых посиделках «Поворот». А ему говорили: «Ну, тебя с твоим „Поворотом“, отдай гитару вот тому парню, он нам „Отель „Калифорния“ споет. „Машину Времени“ никто из крымских отдыхающих особо не знал. В Москве, в Питере, в университетских городах – знали, а в стране в целом – нет. По-настоящему, популярной в Союзе „МВ“ стала где-то через полгода-год после той нашей поездки, когда, уже числясь в Росконцерте, поехала в большой тур по стране, во время московской Олимпиады. По-моему, «Машина“ тогда оказалась на пике славы.

Андрей Макаревич

Да, события у нас, после формирования нового состава развивались стремительно. Счастливый год продолжался с 79-го до середины 80-го. Сделали новую программу, попали в театр, а вскоре стали самостоятельно работать в Росконцерте. Каким-то чудом нам тогда сразу утвердили сольный концерт в одном отделении. Министр культуры РСФСР Флярковский все наши песни залитовал. Правда, «Поворота» среди них не было.

Знаешь, какой впечатляющий эффект произвел на нас первый наш профессиональный сольник в Ростове! После стольких лет любительской маеты по неофициальным сейшенам, мы вдруг самостоятельно выступаем во Дворце спорта! Переход из одного статуса в другой был радостным. Подполье заебало страшно. Когда сейчас кто-то говорит, что круто было находиться в подполье, и этим гордится – я такого не понимаю. Совсем не круто. Очень этот «совок» давил, а хотелось полноценно реализовывать то, что пишешь. Другое дело, что при этом категорически не хотелось ни чем поступаться, иди на компромиссы с государством. Как-то непонятно было, почему нас надо запрещать? Что такого страшного в наших песнях? Мы же не поем – долой советскую власть, хотя, может, так и думаем…

Вот последние пару лет перед Росконцертом у нас вышли жуткими в плане цензурного прессинга. К нам приставили куратора Лазарева из горкома партии, у которого погоны, что называется, из под пиджака просвечивали. И он строго-настрого сказал нам докладывать ему о всех наших предстоящих сейшенах. Я сразу понял, что эти сейшена будут закрывать, до того, как мы туда приедем.

Мы с ним иногда сидели, вели долгие беседы. Он предлагал нам как-то определиться со своей позицией, поскольку, мол, врагов мы тоже уважаем. Вот есть Александр Галич. Он – враг. Мы его, как врага уважаем, но и боремся с ним, как с врагом. Так, а вы кто – «наши или не наши?». Вы нам друзья или враги? Если – враги, то уезжайте, давайте, пока вас не посадили. А если друзья, тогда, должны понять, чего от вас ждут, как вы должны выглядеть и петь?

То есть, вам все-таки предлагали покинуть страну?

Намеки такие были. Не впрямую говорили, но давали понять…

Дали бы уехать, как считаешь?

Дали. Мне бы дали, думаю. Но я не мог этого сделать из-за родителей. У них бы тогда здесь все полетело, и жизнь, и работа. А этого Лазарева я, кстати, недавно встретил. Пообщались. Он нас не хотел тогда угробить. Начитанный такой, эрудированный был товарищ, занимался в горкоме культмассовым сектором. Ему, в общем-то, нужно было просто скинуть нас со своих плеч, передать другому отделу. А я уже вынашивал в тот момент идею устроиться с группой в какой-нибудь театр, по примеру «Аракса» в «Ленкоме». Лазарев меня поддержал: «Правильно. В театре можно больше, чем на эстраде. Мысль ваша верная. Найдете подходящий театр, я дам вам рекомендацию». Кто-то нам тогда сказал, что Юрий Любимов ищет группу для театра на Таганке. Мы проверили эту информацию, но она не подтвердилась.

И вдруг нашелся некий гастрольный Театр Комедии при Росконцерте. К нам в студию в ГИТИСе пришел режиссер Мочалов с безумными, горящими глазами и рассказал, что хочет поставить современный вариант шекспировских «Виндзорских насмешниц». Вы, говорит, напишите музыку и песни для спектакля? Мы ответили – да, и спросили у него, позволят ли нам в свободное от спектаклей время заниматься собственным творчеством и концертами? Он тоже ответил утвердительно. И мы вошли в штат мочаловского театра.

Собственно, главное о чем он мечтал, увидеть на афише своего спектакля надпись «группа „Машина Времени“. Мы уже были знамениты, а театр его находился в жопе полной. Как только Мочалов достиг желаемого, то есть крупными буквами на афишах значилась „Машина Времени“ и меленько было подписано „в спектакле театра Комедии“ – народ ломанулся. Но, правда, испытывал скорое разочарование. „Машина Времени“ действительно сидела на сцене, но при этом играла какую-то лабуду, а вовсе не то, что люди от нас хотели услышать. А актеры несли, что-то несусветное, потому что спектакль в постановке режиссера Мочалова, да еще с исполнителями данного театра – это был паноптикум.