Затянутый узел - [10]

— Эпилептик?

— Нет, опухоль в левом полушарии.

Мы сели в «Волгу» Гурама. Он вытащил из-под сиденья покореженный кремниевый пистолет.

— Это принадлежало Шамилю.

— Сохранились отпечатки пальцев?

К старинному оружию Гурам испытывал болезненную слабость. Он скупал проржавевшие пистолеты, шпаги, сабли, кинжалы и с завидным упорством возился с ними, приводя в порядок.

— Ты ничего не понимаешь в оружии.

Я согласился.

За городом мы остановились у деревянного ресторана, приросшего спиной к скале.

Ресторан пустовал, если не считать четырех скромно одетых мужчин в углу зала. К нам вышел директор в белом халате, настолько толстый, что его подбородок лежал на груди, а изуродованные уши борца касались плеч.

— Прошу вас! — сказал он хриплым голосом, приглашая к буфету, и крикнул: — Ваничка!

Мужчины в углу разглядывали нас с любопытством.

Из кухни выскочил лупоглазый Ваничка и встал за стойку.

— Базедова болезнь, — поставил диагноз Гурам. — Его надо оперировать.

— Тебе только бы резать, — сказал я.

Мы подошли к стойке, на которой красовались блюда с лоснящейся зеленью, редиской, белым сыром и пышным лавашем. Ваничка поставил на тарелку три стопки и налил в них из бутылки чачу. Гурам, втянув воздух длинным носом, сказал:

— Иф, какая водка! Градусов пятьдесят.

— Шестьдесят, — поправил директор и произнес: — Чтобы у вас все было хорошо! Будем здоровы.

Мы выпили и закусили сыром, зеленью и хлебом.

— Что прикажете? Чем вас порадовать? — спросил директор.

— Как твоей душе угодно будет, — в тон ответил Гурам.

— Что скажете о жареном ягненке? Для начальника жарил.

— А если твой начальник приедет?

— Не приедет, уже не приедет. — Директор вздохнул. — Ваничка, гости за стол садятся.

Ваничка, перебирая ногами, словно в танце, быстро ушел на кухню.

— У тебя что, неприятности? — спросил Гурам у директора.

— Закрыть хочет этот ресторан, — ответил тот. — Нерентабельный, говорит. Конечно, будет нерентабельный, если все продукты второй категории!

— Ягненок тоже второй категории?

— Что вы, что вы! С базара, клянусь детьми!

— Тогда садимся.

— Где вашему сердцу радостнее будет.

— А телефон у тебя здесь есть?

— Есть, уважаемый, есть.

Мы сидели у окна, раздвинув марлевые занавески, пили «Цинандали» цвета весеннего солнца, растворяя в нем наши заботы, и жизнь была прекрасна.

Вдали с неба спускались горы, и казалось, можно перепрыгивать с одной вершины на другую и так взобраться в гости к самому господу богу, если он существует, а если существует, он должен был находиться именно там, потому что лучшего места ему не найти — и климат подходящий, и горы расположены лесенкой: легко спускаться пастырю к своим овечкам.

К вечеру, когда горы отступили, а окна подернулись дымком сумерек, к нашему столу подошел директор и спросил, понравился ли нам ягненок. Мы предложили ему стул. Он сел, сказал, что его зовут Дато и что он бывший борец, чемпион республики. Мы выпили за него. Мы не знали, о чем говорить с ним, и я спросил, есть ли у него семья. Дато показал нам фотографию сыновей — одному было пятнадцать, второму тринадцать.

— Старший весь в меня — учиться не любит, только борьбой увлечен, — сказал он. — Младший? О-о, этот математик! С первого класса отличник. Учится в специальной школе. В прошлом году победил на олимпиаде юных математиков. Талант. Только не знаю в кого. — Он засмеялся, а потом произнес: — Эх, вывести бы их в люди, а там хоть трава не расти.

— Не скажи, — возразил Гурам. — Ведь захочется поглядеть, какими они станут, жить как будут.

— Тоже верно, — согласился Дато и велел Ваничке принести еще «Цинандали». — Выпьем за наших близких. За ваших братьев и сестер. За моего младшего брата. Чтоб ему было хорошо… Чтоб им всем было хорошо. — Дато медленно выцедил вино из бокала.

— Что случилось? Если твой брат заболел, можешь не беспокоиться, — сказал Гурам.

— Он не заболел. Он в тюрьме, — сказал Дато.

— За что сидит? — спросил я.

— Ни за что! — ответил Дато.

— Ни за что у нас не сажают, — сказал Гурам.

— В том-то и дело, что ни за что. Я у прокурора был. У них доказательства. У брата доказательств нет.

— Дато, перед тобой журналист, корреспондент газеты Серго Бакурадзе! Расскажи все. Он поможет тебе. У него золотое сердце.

Журналист, который сам нуждается в помощи, в роли покровителя. Мне стало смешно. И почему я должен помогать преступнику? Я не сомневался, что брат Дато виноват.

— Не стоит вас беспокоить. Да и делу не поможешь. — Дато разлил вино в бокалы.

— Где работал брат? — спросил я.

— На швейной фабрике.

У меня дрогнула рука. Гурам заметил это.

— Ты что-нибудь слышал?

— Нет.

— Места себе не нахожу. Виню себя, — сказал Дато. — Я уговорил Карло вернуться домой. Он в Иванове почти шесть лет работал после института. Если бы он оттуда не уехал, сегодня главным инженером был бы. Все подстроено. Хотели от него избавиться. Есть на фабрике такой Вашакидзе, главный инженер… Извините, не хочу говорить, а все равно говорю. Извините.

Я знал Вашакидзе, энергичного мужчину с огромным лбом а рыжими усами. Он блестяще разбирался в технике и, случалось, сам ремонтировал станки. Когда я впервые пришел на фабрику, Вашакидзе помогал мастерам устанавливать новые машины.