Затворник - [21]

— А это, парень, уже не твоего ума дело! — рыкнул на него Коршун — Воевода! Убрал бы ты подальше, чтоб глаза не мозолил! — сказал он Борцу.

— Иди на пост пока. — велел Борец Жадине.

Рассветник объяснил дубравскому воеводе свой план:

Требовалось во-первых, опросить всех, кто со вчерашнего дня стоял в караулах — в воротах и в самом городе, не появлялся ли где горюченец. Во-вторых, узнать о нем на постоялых дворах — не останавливался ли на ночлег. Расспрашивать следовало тайно — без обысков, а с глазу на глаз. И не боярам с оружием ходить по кабакам гурьбой, а людям неприметным и поодиночке. Наконец надо было искать в прочих местах, где бывал Краюха, или у тех людей, кого он знал — и тоже без шума. Про это рассказывал уже Пила, вспоминая, в какие дворы они возили доски, и где останавливались. Тут же он описал Борцу и внешность Краюхи:

Ростом — обхват и широкую ладонь. Телом полный, лицом — круглый, губастый. Шея длинная. Глаза серые. Волосы — как пшеница, бороды нет, усы — перышками. На левом виске родимое пятно, на левой руке пониже локтя шрам (в яму упал в детстве) на правой ноге, повыше лодыжки — еще один (собаку соседскую дразнил)

— Еще вот, что: — добавил Рассветник без всяких «может быть» и «наверное» а так, будто своими глазами видел — Лоб он обязательно будет прятать под колпаком, либо под повязкой. Так про него и спрашивайте. И главное — если где-то он вдруг попадется на глаза, то твоим людям не только хватать его, но даже нельзя виду подавать, что узнали, тем более разговаривать с ним. Если, конечно, он не побежит из города.

Пила если не успокоился, то по крайней мере, не встревожился сильнее. Хотя Краюху и будут теперь искать дубравские бояре, но и вязать или убивать на месте его вроде бы не собираются. И скорее всего, у Пилы будет возможность видеть, как Рассветник с помощниками повстречают его брата, и что потом будет. Но опять же, думал он, если эти четверо все-таки найдут Краюху, и на глазах у Пилы начнут убивать — что ему тогда делать? Верить, что перед ним в человеческом обличии злыдень и слуга черного колдуна, или бросаться спасать брата?

— Что он натворил-то? — осведомился Борец.

— Он это, или не он — еще неизвестно. — сказал Рассветник — А наше дело строго тайное. И если этот человек в Новой Дубраве, то разыскать его надо кровь из носу.

Борец уехал восвояси, а четверо витязей вместе с Пилой устроились отдыхать в условленном месте — за зарослью дикой яблони, в поприще от рва и мостика. Кафтаны и обувь от жары поскидывали. Плащи постелили на землю. Снял свое рубище и Пила.

— Поесть бы… — тут же пожелал Коршун.

— После поедим. На вот, сухаря погрызи. — сказал ему Рассветник.

Коршун взял у Рассветника сухарь, поглядел на него жалостливо, повертел в руках, да и бросил обратно в сумку.

— Перетерплю.

— Как хочешь. — сказал Рассветник, подкладывая под голову седло. — Поспим пока. Хорошо, если из города с ответом не задержатся. Кто на страже постоит?

— Я на страже буду стоять. — сказал Вепрь.

— Добро. Если никого из города не будет, пока солнце вон-до того бугра дойдет — тогда толкни меня.

Рассветник и Клинок быстро заснули. Вепрь сидел, прислонившись спиной к стволу дерева и поглядывал в сторону дороги. Коршун лежал на боку, молча глядя перед собой, видимо полный грустных раздумий о сухаре, от которого так высокомерно отказался. Тут же на плаще лежал его чекан.

— Можно посмотрю? — спросил Пила, кивая на оружие.

— Смотри. — равнодушно согласился Коршун.

Пила взял молот и старался держать его как можно бережнее — впервые он держал в руках настоящее боевое оружие, поэтому поневоле проникся к нему некоторым трепетом. К тому же сработан чекан был на редкость искусно: Он был выкован как ворон, словно сидящий на конце рукояти. Длинный клюв служил острием, а хвост из четырех заостренных перьев — противовесом. Чекан был легкий, много легче топора, которым Пила рубил сучья, и не в пример удобнее — в самый раз, чтобы действовать одной рукой. Длинная рукоятка позволяла делать впечатляющий замах — такая вещица в руках опытного воина представилась Пиле действительно смертоносной.

Пила так же аккуратно положил оружие на прежнее место и тоже расположился вздремнуть, подложив под себя накидку.

Яблоневый цвет еще только начал входить в силу, но аромат от него шел просто головокружительный. И вдвое этот аромат усиливался от предвечернего зноя — уже по-настоящему летнего, от которого мало спасала тень. Кругом надрывались от стрекота кузнечики и щебетали на все голоса птицы.

Сон, однако ж, не шел…

Помаявшись некоторое время, Пила открыл глаза и приподнялся.

Коршуна, кажется, все-таки разморило. Он лежал на земле, раскидав руки по сторонам, и посвистывал ноздрями. А Вепрь так и сидел на прежнем месте, что-то не то напевая, не то просто бормоча вполголоса.

— Вепрь, а Вепрь?

— Тебе не удается заснуть, почтенный горожанин? — спросил Вепрь.

— Да так… думаю все. — сказал Пила.

— Ты думаешь о брате?

— Да, и о нем, и вообще. Что будет теперь…

— Что будет теперь, известно вечному небу. Не думай много, от этого тебе выгоды теперь не будет.

— Что, хочешь сказать, раньше надо было думать? — спросил Пила.