Затворник из горной твердыни - [85]

Джулия съела заказанный ею сэндвич, выпила кока-колу, после чего уехала в ближайший мотель, сняла номер и, падая от усталости, забралась в постель.

14

Здесь ответа не найти, понял Нобусуке Тагоми. Нет понимания случившемуся. Даже в оракуле. А мне, тем не менее, мне надо жить дальше, день за днем.

Не стану гоняться за чем-то большим. Поживу жизнью неприметной, что бы то ни было. Пока когда-нибудь позже, когда…

Так или иначе, но с женой он попрощался и вышел из дома. Но сегодня он не направился, как обычно, в здание «Ниппон Таймс Билдинг». А почему бы не дать себе передышку? Доехать до «Золотых Ворот», зайти в зоосад или другое подобное место и просто побездельничать? Побывать в таких местах, где существа или предметы, которые не могут мыслить, но тем не менее радуются жизни?

Время. Велокэбом туда ехать долго, но это даст мне время для осмысления. Если так можно выразиться.

Деревья и животные не имеют души. Мне надо держаться людей. Не следует позволять себе превращаться в ребенка, хотя это, может быть, не так уж плохо. Можно сделать так, чтобы это было даже хорошо.

Водитель велокэба вез его по Кэрни-стрит к деловым кварталам Сан-Франциско. Прокатиться в фуникулере, что-ли, вдруг мелькнуло в голове у Тагоми. Испытать счастье этого чистого, едва не вызывающего слезы умиления путешествия — в транспорте, который должен был исчезнуть еще на заре этого века, но по странному стечению обстоятельств сохранился до сегодняшнего дня.

Тагоми отпустил велокэб, прошелся по тротуару к ближайшей остановке.

Возможно, подумал он, я уже никогда не смогу вернуться в здание «Ниппон Таймс Билдинг». Карьера моя завершилась, ну и бог с ней. В Управлении по делам Торговых миссий подберут мне замену. А Тагоми так и останется со своей ношей, будет продолжать существовать, помня каждую подробность. Нет, такое решение ничего не даст.

В любом случае война, «Операция „Одуванчик“» уничтожит нас всех, независимо от того, чем мы будем в это время заниматься. Наш противник, плечом к плечу с которым мы сражались в минувшей войне. Какие блага нам это принесло? Нам, возможно, следовало бы сражаться против него. Или позволить ему потерпеть поражение, помогая его противникам, Соединенным Штатам, Британии, России.

Куда не глянешь — сплошная безысходность.

Да и Оракул заговорил загадками, Наверное, он в своей печали отшатнулся от мира людей. Оставил их без своей мудрости.

Мы вошли в такой момент, когда мы одни. Мы не можем рассчитывать на помощь, как раньше. Что ж, подумал Тагоми, возможно, это не так уж плохо. Из этого еще может возникнуть новое добро. Нужно не прекращать попытки разыскать все же выход.

Он взобрался в вагон в кабельного трамвая — фуникулера на Калифорния-стрит и доехал до самого конца линии. Он даже выскочил наружу, чтобы помочь развернуть кабельный вагончик на его деревянном поворотном круге. Из всех переживаний, что можно было испытать в городе, это, обычно, для него имело наибольший смысл. Сейчас этот эффект ослабел — он еще больше ощущал открывшуюся перед ним бездну благодаря тому, что их всех мест здесь наиболее остро ощущалось завершение чего-то.

Естественно, он поехал назад. Но… уже не испытывал, понял он, как прежде, той необычности ощущений, когда все — улицы, здания, пешеходные переходные мостики — проплывали перед ним в обратном порядке.

Возле Стоктона он поднялся с места, чтобы выйти. Но когда начал спускаться по ступенькам на остановке, его окликнул кондуктор:

— Ваш портфель, сэр.

— Спасибо. — Он забыл его в вагончике. Протянув руку, подхватил его, затем, когда кабельный вагончик с лязгом начал двигаться, поклонился. Было очень ценным содержимое этого портфеля. Бесценный кольт-44, предмет особой гордости коллекционера, лежал внутри. Теперь он держал его под рукой постоянно, на тот случай, если мстительные бандиты из СД попытаются отплатить ему персонально. Никто не знает, что его ждет, понял Тагоми. И тем не менее, он остро ощущал, что эта новая для него привычка, несмотря на все то, что с ним произошло, какого-то невротического свойства, свидетельство его душевной надломленности. Мне не следовало бы слишком уж потворствовать этой привычке, напомнил он себе в который раз, шагая с портфелем в руке и памятуя о зловещей цепи: решение, принятое по нужде — навязчивая идея — фобия, панический страх.

Я крепко сжимаю его ручку, подумал Тагоми, он столь же крепко держит меня.

Неужели я лишился своего восторженного к нему отношения? Вот таким вопросом неожиданно для самого себя задался Тагоми. И это инстинктивное чувство изменилось на прямо противоположное вследствие памяти о том, что я совершил? Пострадала вся эта моя одержимость коллекционированием, как любимым занятием, а не просто отношением к этому отдельно взятому предмету? Одна из опор моей жизни… сфере, где я, увы, обретался с таким наслаждением.

Окликнув велокэб, он велел водителю отвезти его на Монтегоми-стрит, к магазину Роберта Чилдэна. Нужно решить хотя бы это. Ухватиться за одну оставшуюся нить, сделать то, что я еще в состоянии сделать по своей доброй воле. Может быть, мне еще удастся все-таки справиться с этой тревожной мыслью, вычеркнуть из жизни целую сферу интересов, поменяв с помощью какой-нибудь уловки этот злополучный револьвер на что-либо другое, обладающее не меньшей засвидетельствованной историчностью. Слишком уж сильно переплетается судьба револьвера с моей личной судьбой… притом как-то очень нехорошо. А ведь дело-то здесь только во мне, никто другой не будет испытывать подобных неприятных ощущений, имея дело с этим оружием. Дело только в моем личном душевном мире.