Затор на двадцатом - [52]

— Живу, Антось…

— А я, видишь, в соседи к тебе перешел, пока свою хату поставлю.

— Так у тебя, Антось, такой большой сын… — заметила она с завистью. И ей хотелось сказать, что и у нее был сын, и если бы он родился живым, то теперь был бы больше, чем Андрюша.

— Он у меня молодцом! Партизан!

— А как же ты с ним, Антось?.. За ним же уход нужен…

— А я здесь не один. Тут нас три семьи таких бездомных. Есть кому присматривать. Ну, как ты живешь?

— Так и живу, как жила…

— Значит, по-старому… А по-старому жить нельзя, Анеля. Надо начинать новую жизнь.

Он внимательно посмотрел на нее и вдруг засмеялся.

— А помнишь, как ты мне в лесок харчи приносила?

— Помню, Антось…

Теперь ей казалось, что тот случай — это и есть самое красивое, самое лучшее и счастливое, единственное в ее жизни, что стоит вспомнить, чего нельзя забыть.

— Помню… — повторила она.

— А знаешь, почему я у тебя целую буханку попросил?

— Знаю, — ты был не один.

Он кивнул головой:

— Да, Анеля, я тогда был не один… Да… А теперь мы будем соседями.

10

То, что Антось стал ее соседом, не удивило Анелю. Не только в опустевших хатах поселились погорельцы, они жили во многих деревнях и хуторах. Может, и в ее хату попросился бы кто-нибудь, если бы она не была такой маленькой. Это соседство изменило ее жизнь. Анеля перестала замечать свое одиночество. Приятно было видеть движение людей возле пустой когда-то хаты, чувствовать, что эти люди ей не чужие, слышать детский шум и смех и даже просто замечать свет в окне или дымок над трубою.

Она старалась не встречаться с Антосем, даже избегала таких встреч, потому что в его присутствии чувствовала себя неловко. А вот о русоволосом Андрюше, его сынке, она думала почти всегда.

Однажды в воскресенье, когда к ней пришла соседская детвора, среди Феликсовых мальчиков она увидела и Андрюшу. Сердце ее забилось. Она растерялась от такой счастливой неожиданности. «Сын Антося у меня!» — обрадовалась Анеля.

Андрюша был непоседливый мальчик. Заинтересовать его надолго какой-нибудь игрой было невозможно. Он обшарил все уголки небольшого двора, наконец совсем куда-то исчез. Анеля, занявшись другими детьми, сначала не заметила этого. Вдруг со стороны хлева послышался его голос:

— Я сам слезу…

Его нашли на крыше!

Анеля ужаснулась. А если бы он упал оттуда! Что бы сказал Антось?! Она взяла шалуна на руки и сняла с крыши. Он выскользнул из ее рук и уже искал новое, интересное, еще не известное для него место.

Анеля повела детей в лес. Там уже розовела земляника. Андрюша сразу притих и успокоился. Он с любопытством оглядывался по сторонам, прислушивался к лесному шуму и вдруг спросил:

— А мы в лагере, тетя? Да?

Анеля сначала не поняла его, а потом ей захотелось схватить этого маленького человечка, проведшего первые годы своей жизни не в родной хате около материнской груди, а в лесном партизанском лагере, и прижать его к груди.

— Партизан ты мой милый… — шепнула она.

Когда Анеля села под кустом на мягкую траву, Андрюша подошел к ней, доверчиво положил голову на ее колени и через минуту уже спал сладким детским сном. Она осторожно взяла его на руки и прижала к себе. Он даже не шевельнулся. Анеля была счастлива. Ей казалось, что это ее собственный сын, часть ее существа, и она готова была сидеть так бесконечно.

Вернувшись из лесу, Анеля увидела в своем дворе Антося. Он по-хозяйски внимательно осматривал ее хату, забор, ворота. Андрюша сразу бросился к отцу.

— Добрый день, Анеля.

— Здравствуй, Антось…

— Не только мой сын, но и я к тебе в гости пришел, Анеля. Чем будешь угощать? Может, тем, чем подпирают ворота? — пошутил Антось.

— Что ты, Антось! Ах, какой у тебя сын…

— А ты все по-старому живешь, Анеля?

— А как же иначе… Но чего мы стоим, пойдем в хату. Разве гостя на дворе угощают?

— Мы и здесь побеседуем. Ты только не думай, что я о твоей жизни потому спрашиваю, что мне больше не о чем говорить. Я действительно хочу поговорить с тобой о жизни.

Она недоуменно взглянула на него.

— Ты слышала о колхозах?

— Слышала, конечно… Но говорят о них…

— Кто говорит? А я слышал о колхозах от тех людей, которые сами в них жили. Они, брат, совсем не то говорят.

— Ничего я не знаю, Антось…

— Вот я тебе и рассказываю. Ты мне не веришь? А я, кажется, тебе всегда верил. Я пришел поговорить с тобой как с соседкой. Будем организовывать колхоз. Не только мы с тобой, Анеля, многие об этом думают. Неужели ты останешься в стороне? Я верю тому, что не останешься! Мы собираемся озимые сеять вместе, не по одному, а колхозом. Строиться начнем. Я твои постройки осмотрел: одно гнилье. Хату скоро подпирать будешь, не то повалится.

— Не осилю я новую хату…

— Одна не осилишь, а колхоз осилит.

— Как люди, так и я, Антось…

— Я так и думал, что ты от людей не отстанешь.

Когда Антось собрался уходить, Анеля взглянула на Андрюшу, стоящего возле отца, как маленький боровичок у большого, сильного дуба, и нерешительно сказала:

— Антось… Пусть твой Андрюша чаще ко мне приходит… Тут недалеко.

— Я думаю, что он тебе надоедает. Будешь ходить играть к тете Анеле? — спросил Антось у сына.

Андрюша взглянул на Анелю голубыми, как у отца, глазами и ответил: