Затор на двадцатом - [41]

— Адам! — окликнула теща. — У тебя же сын есть. Ты хоть взгляни на него. Такой здоровяка! Весь в тебя!

Может, Адам и подошел бы, если бы не тещины слова. А теперь его охватила злоба. Не взглянув даже в ту сторону, он сел на лавку. «Ведьма старая, — подумал он, — теперь ты все время будешь говорить мне, что это мое дитя, а за глаза перемигиваться с дочкой и смеяться».

— Адам! Ну взгляни же на своего сына. Только тихонько, не разбуди Марьяну. Намучилась, бедная.

Сами ноги вели Адама к койке, но он сделал только два шага и понуро сказал:

— Давай есть.

Не успел он кончить ужинать, как проснулась Марьяна. Она села на постели и взглянула на Адама. Когда он увидел ее лицо, похудевшее, но красивое, большие глаза, в которых светились и счастье, и тревога, и страх, ему захотелось броситься к ней, схватить, как ребенка, и прижать к себе. Каким милым, до боли дорогим и близким показалось ему сегодня это страдальческое лицо. Он словно впервые увидел его. Адама охватило не ведомое ранее чувство. Он вскочил со скамьи, не зная, что будет делать, что скажет. Марьяна вдруг схватилась руками за живот, вскрикнула и в изнеможении упала головой на подушку. Адам не помнил, как очутился возле койки. Сознание к нему вернулось только тогда, когда в хате собралось несколько женщин. Все они стояли около Марьяны, а он держал в руках подушку, на которой лежал ребенок с маленьким красным сморщенным личиком. Оно, это маленькое и беспомощное существо, сначала сморщило губки, потом заплакало. Адам испугался. Соседка забрала у него дитё, воткнула ему в рот соску, и оно успокоилось.

Хватило Адаму в ту ночь и заботы и работы. Надо было выпросить у пана коня, а зайти в усадьбу ночью имел право только эконом, и то по очень важному делу. Адам разбудил эконома. Тот злился и ругался, но Адам был такой работник, что ему нельзя было отказать. Эконом разбудил пана. Тот тоже злился и ругался, что ему из-за какой-то хамки не дают спать. Потом надо было позвать конюха. А в Адаме все горело от тревоги и нетерпения.

Теперь он не жалел коня, и тот бежал рысью почти всю дорогу. Телега грохотала по мощеному шоссе, но Адам не чувствовал, что его трясет. Ему казалось, что конь едва движется, и он время от времени стегал его кнутом.

До больницы было пятнадцать верст, и Адам приехал туда, когда уже рассвело. Он долго ожидал доктора. Наконец тот явился. Доктор тоже злился и ругался, что Адам не привез больную, собирался медленно, и Адам привез его к Марьяне под вечер. Высадил у порога, а сам повел коня в хлев. Хотелось знать, что с Марьяной. Он не обращал внимания на то, что конь вернулся в мыле, что эконом его обругает, а пан наложит штраф. Каким мелким казалось ему все, чем он жил, о чем думал, от чего страдал до этой поры.

Когда Адам вошел в хату, доктор уже осматривал больную. Теща стояла над подушкой с ребенком и плакала. Тут же был и тесть. Адам почувствовал, что у него подкашиваются ноги и слабость подступает к сердцу.

— Ну что, доктор? — едва слышно спросил он.

Доктор развел руками:

— Поздно, мой дорогой. Если бы на несколько часов раньше…

Адам диким взглядом посмотрел на доктора, подскочил к нему.

— Ах ты! — крикнул он, задыхаясь от ярости. — Ты же четыре часа собирался.

Доктор отступил назад.

— Ты сумасшедший! — завизжал он испуганно. — Я не разрешу!

Адам будто прозрел. Разве один доктор виноват? А сколько пришлось стоять под дверью у эконома, потом в панской кухне, потом в конюшне! Всю ночь!.. И новая дума появилась у Адама. Кто не издевался над ним, над его родителями, над женой, над всеми, кто своими мозолями зарабатывает хлеб. И пан, и эконом, и каждый сопливый полициант, войт и доктор, каждый панский подпевала, сыровар… Все они виноваты, что его жизнь такая неудачная, никчемная, что умирает его жена, а ребенок, который только родился, уже сирота…

Адам не видел, как доктор вышмыгнул из хаты. Он подошел к Марьяне. Она словно ожидала его, открыла глаза, пыталась улыбнуться и слабой похудевшей рукой взяла его огромную руку и положила к себе на грудь. Он нагнулся и поцеловал ее в горячие губы.

— Адам, — прошептала она, — бог меня наказал… А ты… береги сына… Он твой, твой! Перед смертью тебе говорю…

— Марьяна… — едва прошептал Адам.

— Адам… миленький мой… полюби ты меня в последний раз…

Он осторожно обнял ее и прижал к себе.

Так она и умерла у него на руках.

5

После смерти Марьяны пусто и неуютно стало в каморке Адама. В первые дни его угнетала эта пустота. Он не замечал ни тестя, ни тещи, они для него не существовали. Ему нужна была Марьяна. Он привык видеть ее, озабоченную и испуганную, то у печи, то за прялкой, то у окна с иголкой в ловких руках. Только теперь он понял, какое страшное, непоправимое горе произошло в его жизни.

— Адам, ты будешь растить сына? — спросила теща.

Только теперь вспомнил Адам о маленьком и беспомощном существе, что лежало на койке. Глаза его блеснули радостью.

— Сына?

Он не знал, как ответить на этот вопрос. В самом деле, сможет он вырастить сына? Он как-то не думал об этом. Образ Марьяны, умирающей на его руках, заставил забыть на какое-то время о сыне.

— Сына? — повторил он.