Затонувший лес - [28]

Гриф нахмурился:

– Я в легендах путаюсь. Исгитирвин – вроде кабан, а на самом деле проклятый муж, из волос которого надо извлечь гребень?

– Разве не ножницы? – спросил Фейн. – Или бритву?

– И то, и другое, и третье, – надменно и раздраженно оборвал Эмрик. – Из вас явно никто не изучал легенд. И речь вовсе не о том кабане. Вы говорите о Турх Труйте[9]. – Он отдышался. – Исгитирвин также известен под прозвищем Белая Щетина, он – кабан кабанов.

– Не нравится мне это, – заметила Мер.

Эмрик продолжал:

– А Исгитирвин – волшебный кабан-великан, который съедал всякого рыцаря, посланного одолеть его. И гребни тут ни при чем.

– Мне это очень не нравится, – настойчиво повторила Мер и метнула в Ренфру колючий взгляд. – Так вот он, твой план? И с какой же, во имя павших королей, стати нам рассчитывать на успех?

– С такой, – ответил Ренфру, – что у нас есть лучший знаток в области волшебных ловушек. – Он кивнул в сторону Эмрика. – Есть знаток и в другой области. – Он кивнул в сторону Грифа. – Есть последний живой заклинатель воды. – Мер досадливо вздохнула, когда все взгляды снова обратились на нее. – И боец, наделенный волшебным даром убивать противников намного сильнее себя. С кабаном он совладает.

– Совладаю? – с легким удивлением переспросил Фейн.

– Кабан волшебный, – сказал Ренфру. – И ты тоже волшебный.

– У меня просто волшебная сила, – уточнил Фейн. – Это другое.

– Так вот как ты зарабатывал деньги бойцом? – с любопытством глянул на него Гриф.

Фейн тяжело выдохнул:

– Зарабатывал бы, если бы меня не нашли эти двое.

– А как мы вернемся, когда сделаем дело? – спросила Мер. – Тоже через гроты?

Ренфру ответил ей непроницаемой улыбкой:

– Разве я не оставляю хотя бы два пути для отхода?

– Коварные гроты, – принялась перечислять Мер, – возможно, магические ловушки… и кабан кабанов на страже Колодца. – Она сцепила пальцы и подперла ими подбородок. – А я-то думала, что будет трудно.

Глава 9

ПЕРВЫЙ РАЗ Мер увидела, как князь Гаранхир казнит предателя, в десять лет.

Проведя в замке два года, она навострилась шнырять по нему незамеченной. В этом она даже превзошла Ренфру: на ребенка-слугу никто дважды не взглянет. Пробиралась куда хотела и когда хотела, за одним исключением.

Ход в подземелья был заказан всем, кроме стражи и личных слуг князя. Однако Ренфру это не касалось: особая связка ключей у него на поясе открывала все двери в замке. Мер обижалась, что наставник держит ключи при себе; думала, с ней он должен делиться не только знаниями.

И однажды она эти ключи стащила.

Ренфру как раз преподавал ей историю кантрефов, когда загорелись конюшни. Раздраженно наморщив лоб, он выглянул в окно. Уроки неизменно проходили в башне, обращенной на запад, и там Ренфру хранил свои книги и бумаги. На столе у него царил безупречный порядок, разве что слуги оставляли запечатанные ярко-красным сургучом письма как сейчас – очень близко к краю. Огибая стол, Ренфру задел послания рукавом, и несколько сложенных листов пергамента упали на пол. Со вздохом он опустился на колено и стал собирать их.

Когда он потянулся под стол, что-то блеснуло у него на поясе. Мер жадной сорокой уставилась на связку ключей, маленькими пальчиками отстегнула ее и спрятала под рубашкой, пока Ренфру не видел.

Она уже ждала, что наставник заметит пропажу и отругает ее, но тот лишь потрепал воспитанницу по голове и, велев продолжать занятия, ушел.

Оставил Мер одну – с ключами от всех замков в замке.

Теперь можно было идти куда угодно и делать что угодно, но всего лишь несколько часов. Потом она, разумеется, положит ключи Ренфру под стол. Если повезет, он решит, что обронил их.

Вход в казематы располагался в западном крыле крепости. За несколько минут Мер подобрала нужный ключ – прислушиваясь, не идет ли кто, – а сердце молотом грохотало у нее в груди. Наконец механизм провернулся, и она открыла тяжелую дверь.

Ступеньки винтовой лестницы уводили все ниже, от спуска уже начинала кружиться голова, но вот за последним поворотом обнаружился утопающий в тенях коридор. На стене горел один-единственный факел. Мер снова вслушалась в тишину. До нее долетали рассказы об узниках в подземных темницах; она, как и все дети, обожала истории, от которых взрослых-то бросало в дрожь, и хотела убедиться, правда ли это.

Подкравшись к углу, она услышала голоса. Слабые, они эхом отражались от сырых стен. Мер подобрала подол платья и шла на цыпочках, как научил Ренфру, – готовая, если что, сорваться и убежать.

– …Не можешь ответить.

Она узнала голос князя. С Гаранхиром Мер разговаривала всего несколько раз, слышала, как он произносил короткие речи на пирах и по праздникам, беседовал с Ренфру в коридорах замка. Такой голос – мягкий, певучий – больше подходил барду, а не правителю. Мер раньше удивлялась, отчего Гаранхир не громогласен, подобно королям из легенд, но сейчас, слыша, как мелодично звучит его речь, будто приросла к месту.

– Я же сказал! – донесся второй голос. Его Мер тоже прежде слышала. Это был шпион, подчинявшийся Ренфру. Его еще отправили на войну у восточных границ. Он один из немногих здоровался с Мер, а не делал вид, будто ребенка в тени Ренфру нет. Иногда приносил ей сладости и цветочки. – Гвинед не согласится на войну с Аннуном. Их двор не станет рисковать… ни ради какого союза.